А. Н. Сизов
К ВОПРОСУ О ПРОБЛЕМЕ ПЕРЕХОДА СССР
К ПОЛИТИКЕ «ГЛАСНОСТИ» В КОНТЕКСТЕ
АФГАНСКОГО КОНФЛИКТА
Аннотация. В данной работе рассматривается значение перехода в Советском Союзе к открытой информационной политике. Показывается, как она могла влиять на массовое сознание и на подрыв доверия к государству.
Ключевые слова: гласность, СССР, массовое сознание, СМИ, Ограниченный контингент советских войск.
За все время существования советского государства образу солдат и офицеров в СМИ всегда уделялось внимание, как яркому примеру защитников своей страны и мира на Земле. Значительное внимание уделялось многочисленным ярким примерам из Великой Отечественной войны, таким как подвиг 28 панфиловцев, самопожертвование Александра Матросова, а также массовому героизму красноармейцев, ополчения и партизанского движения и др. Участие СССР в локальных конфликтах «холодной войны» особо не афишировалось как участие именно советских войск в боевых действиях, поэтому афганский конфликт представляет собой интерес как первый случай крупномасштабного освещения участия советской армии после ВОВ. Действия Ограниченного контингента советских войск (ОКСВ) в Демократической Республике Афганистан (ДРА) изначально подавалось с позиции оказания помощи афганскому народу в борьбе за мирное строительство социализма и против вооруженных банд. Это отвечало интересам официальной советской идеологии, которая нередко связывала советскую внешнюю политику с идеологией и интернациональной помощью народам, строящим социализм. 13 января 1980 года газета «Правда» опубликовала интервью с Генеральным секретарем ЦК КПСС Л. И. Брежневым о внешней политике СССР в Афганистане. Брежнев в ней пояснил, что правительство ДРА обратилось к СССР за помощью: «Увеличивается помощь тем элементам, которые вторгаются в Афганистан, совершают агрессивные действия против законной власти». Также он указывал на обязательства СССР по «Договору о дружбе», из чего выходило, что участие советских солдат выполнено в ответ на просьбу о всесторонней помощи в условиях гражданской войны и возможного внешнего воздействия [1]. Формирование положительного образа армии в СМИ было важным моментом, консолидирующем общество в период информационного противостояния «холодной войны» СССР с США, а также потому, что среди населения Советского Союза в Средней Азии проживали представители родственных и культурно близких афганцам племен, что представляло угрозу дестабилизации на южных границах. Одним из инструментов создания положительного образа армии, безусловно, являлись идеологические работники, которые вели идейно-политическую работу с массами. Уже в 1981 году, когда про участие Советского Союза в ДРА уже что-то было известно, на Всесоюзном семинаре-совещании идеологических работников, тезисы которого были напечатаны и распространены во всех республиках СССР, выступил начальник Генштаба Н. В. Огарков и, отмечая в своем выступлении советскую военную доктрину, указал на ее сугубо оборонительную направленность [2. С. 347]. Она являлась одним из краеугольных камней советской пропаганды, ведь при сравнении противников по «холодной войне» Советского Союза и США в массовом сознании вторые немало скомпрометировали себя агрессиями против многих государств, к примеру, того же Вьетнама, а СССР официально выступал поборником мирного строительства социализма.
Весьма важным фактором в укреплении этой позиции касательно Афганистана являлись публикации в известных газетах и журналах. Рассмотрим отрывок из номера популярного журнала «Огонек» за 1982 год: «Выступивший на митинге товарищ Ш. Р. Рашидов подчеркнул, что сооружение и досрочный ввод нового моста явились конкретным примером подлинно братской дружбы и товарищества между трудящимися СССР и ДРА. Руководители делегаций СССР и ДРА разрезали алую ленту... Отныне и навсегда рельсовый и автомобильный путь через великую реку Средней Азии открыт. Затем товарищ Б. Кармаль и Ш. Р. Рашидов, члены делегаций двух стран, переехали по мосту из Термеза на афганский берег Амударьи - в порт Хайра-тон, где состоялся митинг афгано-советской дружбы. После этого члены советской и афганской делегаций осмотрели большой комплекс сооружений, возведенных с помощью советских строителей и предназначенный для обработки грузов: первую в Афганистане железнодорожную станцию Хайратон, электростанцию и другие объекты. Руководители делегаций уложили в основание первого дома будущего города Хайратон металлическую капсулу, внутри которой - памятная записка о знаменательном событии, состоявшемся 12 мая 1982 года [3. С. 3].
В приведенном отрывке читателю явно дается посыл к тому, что участие советского государства в ДРА носит сугубо положительный характер, и он уже может предположить, что военнослужащие ОКСВ охраняют дружбу и достижения советско-афганского народа. Известный ученый Е. С. Сенявская в своей работе «Противники России в войнах XX века: Эволюция “образа врага” в сознании армии и общества», особо ценной анализом воспоминаний многих военнослужащих, в том числе воинов-афганцев, пишет: «Официальной мотивировкой в тот период было “выполнение интернационального долга в дружественном Афганистане по просьбе революционного афганского правительства”. В это понятие тогда вкладывался почти исключительно мирный смысл. Однако для самих армейских подразделений, которые выполняли этот “долг” отнюдь не на “сельхозработах”, предлагалось другое обоснование: не отстаивание завоеваний Апрельской революции, а защита южных рубежей собственной страны. Эта мотивировка в целом находила отклик в сознании большинства военнослужащих. Вот как вспоминает об этом подполковник погранвойск
В. А. Вадиков: «Отношение в то время к войне было однозначным: что кругом нас противник, что границы наши близко примыкают к боевым действиям, и для того, чтобы обезопасить границу и местное население, мы должны были обеспечить это с той стороны. Такое же отношение осталось и сейчас. И, как показывает, например, опыт нынешней службы в Таджикистане, - мы были правы» [4. С. 233].
Упоминание о действиях нашей армии в Афганистане, как и в целом о советской внешней политике в СМИ в сугубо положительном и весьма заретушированном виде, имело серьезные недостатки. У советских граждан могло возникнуть отторжение при подаче однородной информации, исключающей негативную оценку советского военного присутствия, а также негативно влиять на способность населения к критическому мышлению. В начавшейся при М. С. Горбачеве эпохе «перестройки» и политике «гласности» эти факторы во многом предопределили и усилили отрицательный эффект от изменений, коснувшихся информационной среды СССР.
Перестройка в Советском Союзе, назревавшая и полномасштабно начавшаяся при Горбачеве, изначально касалась социально-экономических вопросов, но к 1987 году была принята политика «гласности», в качестве меры, необходимой для демократизации страны. Помимо всего прочего, она фактически убрала большинство цензурных ограничений, и в информационное пространство хлынули самые разнообразные материалы, включающие как правду, так и значительно искаженную действительность. Известный ученый Сергей Кара-Мурза, проводя параллель с 1917 годом, пишет: «Важную роль играло осмеяние символов государственности. Такую кампанию уже провела либеральная интеллигенция в начале века, готовя Февраль 1917 г. Тогда всей интеллигенцией овладела одна мысль - “последним пинком раздавить гадину”, Российское государство. В. Розанов пишет в дневнике в 1912 г.: “Прочел в «Русск. Вед.» просто захлебывающуюся от радости статью по поводу натолкнувшейся на камни возле Гельсингфорса миноноски... Да что там миноноска: разве не ликовало все общество и печать, когда нас били при Цусиме, Шахэ, Мукдене?” То же самое мы видели в перестройке, когда стояла задача разрушить советское государство как основу советского строя. Для этого приходилось подрывать идею государства как стержень культуры. Поднимите сегодня подшивку “Огонька”, “Столицы”, “Московского комсомольца” тех лет - та же захлебывающаяся радость по поводу любой аварии, любого инцидента» [5. С. 286].
Не обходила стороной пресса и события, касающихся, вооруженных сил и действий Ограниченного контингента советских войск в Афганистане. Нередко в погоне за гласностью этические принципы отодвигались либо на второй план, либо вообще игнорировались. Приведем отрывок из журнала «Огонек» за 1989 год: «30 ноября прошлого года подорвался в результате диверсии транспортник АН-12, летевший из Кабула в Джелалабад. - Нашу часть, - говорит Макаренко, - громыхнув аппаратом Илизарова, бросили искать останки людей и “черный ящик”. Пошел первым, чтобы в случае минного поля ступить на него прежде новичков. Саперов не захватили, и Макаренко, вытащив шомпол из АКМ, начал сам прощупывать им землю» [6. С. 12]. Далее в статье повествуется, как описываемый герой теряет при подрывах на минах конечности и проходит страшные испытания во время службы в ДРА.
Подобного рода репортажи несли в себе предпосылки для самого настоящего социального взрыва в СССР, ведь можно было только догадываться, каково было их читать близким солдат и офицеров, служащих в Афганистане. Помимо этого, погоня за гласностью подрывала и боевой дух самих военнослужащих. Известный публицист, журналист «Комсомольской правды» Е. Л. Лосото в своей книге «Командировка на войну» публиковала письма воинов-интернационалистов, посвященные самым разным проблемам, в том числе и недовольство гласностью. Один из солдат пишет: «Я благодарю судьбу за то, что моя “старенькая мама” не подписалась в этом году на “КП”. Уже идет восьмой год, как я вернулся из ДРА, но до сих пор, услышав что-нибудь об Афганистане, о наших солдатах, несущих там службу, моя мама утопает в этой информации - там ведь мальчики такие, как когда-то ее сын. Я понимаю, сейчас время перестройки и гласности, все это здорово. Все хотят знать, а самое главное, говорить правду, это тоже прекрасно. Но неужели на второй план ушли этические понятия о том, что можно, а что нельзя писать? Вы так в своих статьях печетесь о матерях и о правде, что, наверное, забыли подумать о тех “стареньких мамах”, которые будут думать, что и их сыновья лежат в гробах, изрубленные тяпками и четвертованные» [7. С. 46-47].
Интересно, что в истории нашей страны это не единственный случай, когда в СМИ массово публиковались материалы, негативно и крайне критично оценивая армию и внешнюю политику. В годы русско-японской войны нечто похожее имело место быть. Ряд изданий активно участвовал в этом процессе. Для примера приведем работу историка Николаева Н. Ю., где он пишет об одном из них: «Вестнике Европы» и его бессменном авторе Л. 3. Слонимском: «Однако уже в июле 1904 г. “Вестник Европы” был готов допустить возможное итоговое поражение России. Слонимский писал, что серьезные военные фиаско терпела в своей истории каждая великая держава, что, впрочем, не поколебало их международный авторитет и влияние. Возможные территориальные потери на Дальнем Востоке он не считал фатальными, так как их можно было вполне компенсировать социальным и экономическим прогрессом коренных русских областей. “Допустим на минуту, - рассуждал публицист, - мы нашли бы себя вынужденными очистить Манчжурию и отказаться от Порт-Артура... но потеря была бы возмещена в свое время тем или иным способом и, во всяком случае, не могла бы быть долговечной, ввиду стихийного роста и постепенного внутреннего развития России”. Поражения русского флота в Желтом море и в Корейском проливе и неудачное сражение под Лояном окончательно настроили “Вестник Европы” на минорный лад. Комментируя захват японцами интернированного русского миноносца “Решительный”, Слонимский утверждал, что ссылаться на международное законодательство в момент разгула насилия бесполезно, так как война есть фактическое отрицание этого права. “Кровавые события на Дальнем Востоке, - писал он, - как нельзя яснее подтверждают ту истину, что война несовместима не только с требованиями человечности, но и с общими культурными условиями и понятиями современного мира. Даже лексические конструкции «Иностранного обозрения» обрели к осени 1904 г. очевидный антивоенный пафос. «Страшный, мучительный кошмар», «кровавые ужасы на Дальнем Востоке», «неслыханная и бесплодная бойня» - внушали читателю мысль о необходимости скорейшего заключения мира» [8].
Нельзя не отметить, что, когда долгие годы муссировалась великая военная история России, при внезапном резком переходе к критике армии и ее уязвимости перед противником, в обществе вполне возможно возникновение недовольства, которое может привести к социальным взрывам, в случае с русско-японской войной к одной из причин революции 1905 года, а случае с афганской кампанией к кризису верификации народа к власти. Е. С. Сенявская пишет: «По свидетельству воинов-“афганцев”, побывавших в этой стране на разных этапах войны, восприятие участия СССР во внутриафганских делах и отношение к этому у военнослужащих ОКСВ постепенно менялось. Если вначале многие действительно верили официальным формулировкам об «интернациональной помощи» более развитого социалистического соседа революционному Афганистану, решившему вырваться из средневековой отсталости, то по мере расширения боевых действий и ожесточения сопротивления афганской оппозиции, развертывания партизанской войны, все чаще возникали вопросы: “Зачем мы здесь?” Официальным ответом на них был перенос акцентов в политико-воспитательной работе с формулировок о помощи афганской революции на защиту государственных интересов СССР - от “козней американского империализма” в Центральной Азии и от угрозы южным границам СССР. Но на третьем этапе, когда произошла полная дезориентация в идеологических установках и в политическом обосновании участия СССР в афганском конфликте, которая особенно обозначилась после переговоров Горбачева с Рейганом в 1987 г., когда была достигнута договоренность о выводе советских войск, и Женевских переговоров 1988 г., закрепивших и оформивших это решение, морально-психологическое состояние Ограниченного контингента оказалось чрезвычайно тяжелым. Широкое распространение получили такого рода разговоры между военнослужащими: “Если эта война -политическая ошибка, то почему мы должны и дальше рисковать своей жизнью?“ “Кто мы теперь и как нас после всего этого встретят дома? Как будут называть? Жертвы политической ошибки? Убийцы?..” и т. п. » [4. С. 235].
Безусловно, политика гласности с ее курсом полной открытости наносила большой ущерб советской государственности, в первую очередь в отношении доверия населения властям и пропаганде. Ведь сам по себе такой резкий переход не мог не отразиться на массовом сознании советских граждан, привыкших к официальному, зачастую ретушированному подходу в подаче информации гражданам в государственных СМИ. Общество нуждается в правдивой информации, но другой вопрос, в какой форме оно может его принимать и насколько готово к резкому переходу от однородного, зачастую искусственно преувеличенного подхода в подаче информации к стремлению к гласности, включающей в себя массу ложных материалов, перемешанных с правдой? Пример Советского Союза хорошо показывает, когда и информационный «застой», и полная «гласность» играют негативную роль для государства. Остается надеется, что в будущем наша страна не повторит этих ошибок и выработает оптимальный алгоритм информационной политики, которая не будет вызывать социальных катаклизмов.
Список литературы
1. Ответы Л. И. Брежнева на вопросы корреспондента газеты «Правда» // «Комсомольская правда», 13 января 1980.
2. «За высокое качество и действенность идеологической работы». Материалы Всесоюзного семинара-совещания идеологических работников. Москва, 20-25 апр.1981 г. Политиздат, 1982.
3. Журнал «Огонек», 22.05.1982. - № 21.
4. Сенявская Е. С. Противники России в войнах XX века: Эволюция «образа врага» в сознании армии и общества. - М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2006. - 288 с.
5. Кара-Мурза С. «Манипуляция сознанием». М., 2015.
6. Боровик А. Десант севернее Кабула И Журнал «Огонек», январь 1998. -№4.
7. Лосото Е. Л. Командировка на войну. - М.: Книга, 1990.
8. Николаев Н. Ю.Русско-японская война на страницах «Вестника Европы» в 1903-1905 годах И Вестник ВолГУ Серия 4, История. Регионове-дение. Международные отношения. - 2012. - № 2. (дата обращения: 18.02.2019).
ON THE ISSUE OF THE TRANSITION
OF THE USSR TO THE POLICY OF “GLASNOST”
IN THE CONTEXT OF THE AFGHAN CONFLICT
SivovA.N.
Abstract. This paper examines the importance of the transition in the Soviet Union to an open, information policy. It shows how it could influence the mass consciousness and the erosion of confidence in the state.
Keywords: publicity, USSR, mass consciousness, media, limited contingent of Soviet troops.