Н. В. Рябинина
Ярославский государственный университет им. П. Г. Демидова

ИЗМЕНЕНИЕ СЕМЕЙНО-БЫТОВЫХ УСТОЕВ
В РОССИЙСКОЙ ДЕРЕВНЕ
В УСЛОВИЯХ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ
(1917–1920-е гг.)

Аннотация. В статье рассматриваются особенности реализации реформ семейного законодательства в российской деревне в условиях Советской власти (1917–1920-е годы); говорится о формировании сети сельских дошкольных учреждений, как важнейшей составляющей «нового быта».

Ключевые слова: Советская Россия, сельская повседневность, российская деревня, семейное право, система дошкольных учреждений.

Преобразования, проводимые после Октябрьской революции 1917 г., по-разному отражались в городе и деревне. Особенность ситуации состояла в том, что опорой для проведения реформ были городские жители, прежде всего, рабочие, но при этом сельское население в стране абсолютно преобладало. Многие произошедшие изменения воспринимались в деревне более критично, чем в городе, вплоть до активного недовольства политикой новой власти. В частности, очень неоднозначно крестьяне относились к преобразованиям в области повседневной жизни. Традиционные устои имели в деревне более глубокие корни, поэтому реформы семейного права, изменение целого ряда моральных норм вызывали нередко негативную реакцию.

В числе первых законодательных актов Советской власти были декреты ВЦИК и СНК «О гражданском браке» [1. С. 152] и «О расторжении брака» [2. С. 160], принятые в декабре 1917 г. Отныне законной считалась лишь гражданская регистрация брака в государственном учреждении (ЗАГСе). Церковная брачная церемония не запрещалась, но такой брак законами не учитывался и никаких прав супругам не давал. Как церемония бракосочетания, так и процедура развода значительно упрощались. Для расторжения брака, например, никаких условий не выдвигалось, и оно беспрепятственно оформлялось в отделе расторжения браков (при желании обоих супругов) или судьей (при желании одного из супругов). Важным моментом новых законов была также отмена понятия «незаконнорожденный ребенок».

В октябре 1918 г. был издан первый Кодекс законов РСФСР об актах гражданского состояния, брачном, семейном и опекунском праве, который подтвердил все основные положения декретов 1917 г. и законодательно оформил многие другие стороны семейно-брачных отношений [3. С. 818]. Этот кодекс устанавливал в семье полное равноправие супругов. Впервые женщина, вступающая в брак, могла сохранять свою фамилию, иметь отдельное от мужа местожительство, распоряжаться своими доходами.

Кодекс устанавливал новые взаимоотношения не только между супругами, но и между родителями и детьми. Вместо института родительской власти законодательное оформление получили взаимные права и обязанности родителей и детей. Так, например, родители обязаны были заботиться «о личности несовершеннолетних детей», об их воспитании и подготовке к общественно полезной деятельности. Подчеркивалось, что родительские права должны осуществляться исключительно в интересах детей, в противном случае суду предоставлялась возможность лишения родителей их прав. Как родители, так и дети обязывались оказывать друг другу материальное обеспечение в периоды нетрудоспособности, вплоть до взыскания его судебным порядком.

Принятые законы, с одной стороны, представляли собой огромный шаг вперед в формировании равноправных отношений между мужчиной женщиной, защищали интересы детей, но с другой, противоречили установившимся в российском обществе традициям, патриархальному семейному укладу. И если в городе эти нововведения имели много сторонников, то в деревне чаще всего воспринимались негативно и на первых порах игнорировались. Венчание в церкви, сильная отцовская власть и другие нормы семейно-брачных отношений, бытовавшие до революции, сохраняли свое значение.

В конце 1925 г., по инициативе ВЦИК, в стране началось обсуждение нового Кодекса законов о браке, семье и опекунском праве. В течение целого года проект рассматривался на партийных, рабочих, крестьянских собраниях, на страницах советской прессы, а затем, с некоторыми поправками и дополнениями, был принят и введен в действие с 19 ноября 1926 г. [4. С. 612].

Главное отличие нового семейного законодательства от предшествующего ему кодекса 1918 г. заключалось в признании фактических браков. Зарегистрированные и незарегистрированные, но фактически существующие браки были уравнены и давали супругам одинаковые права. Кроме того, новый кодекс приравнял труд женщин в домашнем хозяйстве и уход за детьми к труду мужчин в общественном производстве и ввел общность имущества, нажитого в период брака (в прежнем кодексе было записано, что брак не создает общности имущества супругов). При разводе или разрыве фактического брака это имущество поровну делилось между мужем и женой.

Принятие данных законов, имеющих целью защиту экономических интересов женщины, состоящей в незарегистрированном браке, было вызвано широким распространением таких брачных союзов. Этому способствовал целый ряд факторов: ломка института традиционной семьи, пропаганда новых социальных ценностей, экономическая разруха, рост безработицы (особенно женской), дисбаланс в численности мужчин и женщин. Однако во время обсуждения кодекса именно этот комплекс законов вызвал наибольшее сопротивление. Многие считали, что предложенные меры будут поощрять распущенность и безответственность [5. С. 163].

Особенно много нареканий новые законы вызвали в крестьянской среде. Как известно, основную роль в крестьянском хозяйстве играла не собственность семьи, а собственность двора, в состав которого входило несколько семей, связанных узами родства. Раздел имущества при разводе или взыскивание алиментов с одного члена такого двора «наказывал» всех членов двора, не имевших к разводу никакого отношения. Член ВЦИК крестьянин А. Платов во время обсуждения нового кодекса высказался об этом так: «Крестьянское население еще крепко держится за брак религиозный, и брак в крестьянском быту является еще не игрушкой, которую сегодня можно создать, а завтра или через неделю разрушить. Новый проект закона – проект многобрачия и многоженства – в деревне считается беззаконием» [5. С. 163].

Учитывая настроения крестьянства, необходимость обеспечения матерей и детей в случае разводов, а также нежелательность дробления крестьянского хозяйства, в Семейном кодексе 1926 г. была предусмотрена особая статья, регулирующая порядок взимания алиментов с крестьян. В ней говорилось, что размер алиментов должен определяться не хозяйством семьи в целом, не размером земельного участка, не количеством скота и инвентаря, а только долей ответчика на продукты и денежные доходы хозяйства [4. С. 612. § 56]. Что касается разделов земледельческих хозяйств, то они четко регламентировались Земельным кодексом, принятым еще в 1922 г. [6. С. 901]. В нем предусматривались условия, при которых допускался раздел двора, порядок определения местными властями норм недробимости хозяйств, выплаты компенсаций выходящим из двора членам. Так, например, при выходе из хозяйства, объявленного недробимым (в том числе в результате развода) «выходящий из хозяйства член имеет право потребовать выплаты деньгами или натурой за причитающуюся ему долю имущества (но не земли). В случае отсутствия соглашения размер выплат определяется земельными комиссиями, но не может превышать 1/3 стоимости общего хозяйственного обзаведения двора, при этом... денежные и продовольственные выплаты могут быть рассрочены на срок не свыше 5 лет» [6. С. 901. § 88].

Весьма неоднозначно сельское население относилось и к такому новшеству, как устройство в деревне детских дошкольных учреждений. Дошкольное дело было само по себе достаточно молодым, кроме того, опасение вызывало развитие его в условиях новой власти.

В первые послереволюционные годы сеть дошкольных учреждений по всей стране росла довольно быстро. Так, если в 1917 г. общее число детских садов и яслей составляло всего 554 учреждения [7. С. 7], то к 1921 г. насчитывалось уже 1500 учреждений по охране материнства и младенчества (ясли, дома матери и ребенка, консультации, дома ребенка) [8. С. 14, 44], а также 4 254 детских сада и очага [9. С. 4].

Официально считалось, что, создавая эту систему, нужно исходить не только из потребности семьи «пристроить» ребенка на время работы родителей. Даже если в семье есть бабушка или старшие дети, которые могли бы присмотреть за младшими, – это не выход из положения. Дошкольные учреждения должны были обеспечить детям более качественный уход, медицинский контроль, стать первой ступенью их обучения, дать разностороннее воспитание в правильном, с точки зрения власти, духе. Поэтому задача организации дошкольных учреждений в деревне признавалась не менее важной, чем в городе. Из названного выше количества детских садов и очагов к 1921 г. в деревне было открыто 2 210 учреждений, т. е. больше половины [9. С. 4]. Конечно, учитывая количество сельского населения, цифры небольшие, но, с другой стороны, тот факт, что создавались они в тяжелейших условиях гражданской войны, показывает существенную заинтересованность власти в их организации.

Однако с 1921 г., в связи с переходом к НЭПу, ситуация в социальной сфере начинает меняться. Для восстановления хозяйства страны вводится режим жесткой экономии. Дошкольные учреждения были переведены на местный бюджет, сокращено их финансирование. Это, в свою очередь, привело к уменьшению количества дошкольных учреждений, ухудшению состояния оставшихся. К 1925 г. в целом по РСФСР осталось лишь 834 детских сада и очага, из них в деревне – 144 [9. С. 39]. Что касается самых необходимых в деревне летних сельских яслей, то они в начале 1920-х гг. практически прекратили свое существование. По статистике на 1926/1927 г., учитывая количество мест в дошкольных учреждениях (в городах – 45 706; в деревне – 8 552), а также численность городских и сельских детей (в городах насчитывалось менее 1,5 млн детей дошкольного возраста – 1 403 141 ребенок, а в деревне – более 8 млн – 8 436 659 детей), город оказывался обслуженным примерно в 30 раз лучше, чем деревня [10. C. 66].

Несмотря на столь масштабное сокращение, проблема обеспечения оставшихся учреждений продолжала стоять крайне остро. Средств из местного бюджета не хватало, поэтому ставка делалась на общественную помощь. В сельской местности она осуществлялась, главным образом, со стороны крестьянских комитетов общественной взаимопомощи (ККОВ). Данные организации возникли в деревне в связи с тем, что государство не в состоянии было охватить социальной поддержкой всех нуждавшихся в этом крестьян. В распоряжении ККОВ могло находиться определенное количество общественной земли, сельскохозяйственные предприятия. Все доходы шли в денежный фонд организации, который расходовался по общему согласию. Материальная помощь оказывалась, прежде всего, непосредственным членам ККОВ, которые предварительно уплачивали небольшие денежные взносы, работали на общественной земле и предприятиях. Но кроме того, помогали беднейшим крестьянам, которые по уважительным причинам не могли входить в данные организации, сиротам, детским учреждениям. Так, на средства ККОВ полностью или частично содержались уже имевшиеся ясли и детские сады, иногда открывались новые, оказывалась разовая денежная или продуктовая помощь [11. С. 44]. Однако названные меры без государственной поддержки не могли кардинально изменить ситуацию к лучшему.

С середины 1920-х годов проблема дошкольного воспитания в деревне стала активно подниматься на съездах и конференциях различных уровней. Так, на XIII съезде РКП(б) в мае 1924 г. Н. К. Крупская в своем докладе подчеркивала, что «дело народного образования в деревне находится в угрожающем состоянии», и указывала многочисленные тому примеры из материалов обследования, проведенного Наркомпросом [12. С. 454]. В резолюции по докладу было записано, что «дальнейшее продвижение по пути к социализму возможно лишь на базе культурного подъема деревни», в связи с чем это направление работы объявлялось ударным [12. С. 644–647].

Большое место данный вопрос занимал также на Третьем Всероссийском съезде по дошкольному воспитанию (октябрь 1924 г.), который буквально прошел под лозунгом: «Детский сад – в деревню». Принимая во внимание тяжелое материальное положение, на съезде было решено «строить дошкольную работу в деревне прежде всего путем развития летних площадок», постепенно закрепляя их в постоянные учреждения [13. С. 4].

Подобные постановления были приняты и на высшем государственном уровне – на XII Всероссийском съезде Советов в мае 1925 г. Для устройства детских садов и яслей в деревне предлагалось «включать в сметы исполкомов соответствующие кредиты» [14. С. 20]. Но реализация этих решений по-прежнему упиралась в отсутствие средств, а выход виделся лишь в привлечении к данному делу максимально широкого круга общественности.

С 1925 г. Наркомпрос стал осуществлять выпуск методической литературы по организации дошкольной работы в деревне. В ней указывались необходимые требования к помещению, оборудованию создаваемых учреждений, определялись педагогические установки, обращалось внимание на привлечение к работе партийных организаций, женотделов, комсомола, сельской общественности – учителей, политработников и др. [15]. Последний момент, т. е. отношение местного населения к созданию дошкольных учреждений, был особенно важен. Нередко в отчетах отмечалось, что «как ни сочувственно местное население относилось к устройству яслей, реальной помощи оказало весьма мало, что можно объяснить не столько материальным недостатком, сколько отсутствием организованности и слабым еще проникновением идей охраны младенчества в сельскую среду» [16. С. 117]. Для того, чтобы устранить названные недостатки, губернские и уездные исполкомы часто начинали готовиться к летней кампании с зимы: собирали средства, проводили крестьянские собрания. Залогом успеха при этом считалось привлечение к делу самих крестьян и особенно крестьянок. Еще А. М. Померанцева-Фроленко в своем «Руководстве к устройству и ведению яслей», вышедшем в 1913 г., подчеркивала, что, прежде чем организовать ясли, нужно подготовить почву – «познакомиться с бабами, заслужить их доверие... Баба в деревне – это огромнейшая сила, и если удастся убедить бабу в полезности начинаемого дела, то вы найдете прекрасного помощника, и тогда уже дело наверняка будет жизненно и не потухнет» [17. С. 6]. Подобные мысли высказывала позднее и Н. К. Крупская: «Деревня живет слухами, деревня страшно недоверчива, организовать крестьянок вокруг детского сада, организовать их общую работу в помощь детскому саду – значит сделать большой шаг вперед», – вот тогда, по ее мнению, оборудование и содержание дошкольного учреждения обойдутся во много раз дешевле, а главное, отношение к новому делу будет, как к родному [18. С. 40].

Однако создаваемые учреждения далеко не всегда становились такими, как описывали их агитаторы. В погоне за количеством забывалось о качестве. Крестьяне могли, в лучшем случае, обеспечить питание детей в дошкольных учреждениях, но многое от них не зависело – оборудование, педагогический персонал, медицинское обслуживание, а все это часто не соответствовало самым элементарным требованиям. Заболеваемость детей в сельских яслях была очень высокой. В Иваново-Вознесенской губернии, например, среди детей до одного года в 1926 г. она колебалась от 23,6 % (по Макарьевскому уезду) до 84,4 % (по Середскому уезду) [19. Л. 1, 4, 7, 10, 12]. При этом около 50 % яслей посещалось врачами всего один раз в месяц [20. Л. 33]. И такая ситуация была практически повсеместной. Вполне понятно, что даже если вначале крестьяне относились к данным учреждениям лояльно, то часто впоследствии это отношение менялось. И на следующий год организацию их они уже расценивали негативно, «говоря, что у них в прошлом году были очень плохие ясли, называли таковые «публичным местом, рассадником заразы и т. п.», и требовалось немало усилий, чтобы вновь убедить их в обратном [19. Л. 15].

К концу 1920-х годов стала наблюдаться некоторая стабилизация в системе дошкольного воспитания. Сокращение сети детских учреждений прекратилось, и начался постепенный рост их численности. Если в январе 1925 г., как уже отмечалось выше, оставалось лишь 834 детских сада и очага, то в 1925/1926 г. их насчитывалось уже 1005 [21. С. 14], а в 1928/1929 г. – 1413 (данные по РСФСР) [22. С. 31].

Однако, указанные изменения касались, главным образом, городских дошкольных учреждений. В сельской местности численность их колебалась: то немного увеличивалась, то снова падала и в итоге оставалась крайне низкой. В 1927/1928 г. детских садов и очагов в сельской местности по РСФСР насчитывалось лишь 151 [10. С. 156] (в 1921 г. их было 2 210, в 1925 г. – 144 [9. С. 4, 39]). Незначительное число постоянных дошкольных учреждений – детских садов и очагов – частично компенсировалось существенным ростом летних детских площадок, организуемых как в городе, так и в деревне. В целом по РСФСР летом 1926 г. было организовано более 2 000 летних площадок [21. С. 14], а в 1928 г. уже 6 000 [22. С. 94]. Подобная ситуация наблюдалась и в отношении учреждений по охране материнства и младенчества. Имел место небольшой рост стационарных яслей и более заметный рост летних сельских яслей [23. С. 146].

Но, несмотря на некоторые успехи, даже до уровня 1921 г. было еще очень далеко. В 1928 г. детских садов и очагов по РСФСР было в 3 раза меньше, чем в 1921 г. Соответственно и обеспеченность населения дошкольными учреждениями была крайне низкой и составляла в 1928 г. в городах – 3,3 %, а в сельской местности – 0,1 % [10. С. 66]. То количество и то качество дошкольных учреждений, которое реально предлагалось, не отвечало потребностям крестьян. Данные учреждения не способны были ни существенно снизить высокую детскую смертность в деревне, ни обеспечить необходимый медицинский контроль, ни организовать полноценное воспитание детей. Это было лучше, чем ничего, но пока немногим лучше.

В целом политика, проводимая государством в семейно-бытовой сфере, находила пока слабый отклик среди крестьянства. Восприятие новых ценностей, изменение традиций – это всегда самый долгий и сложный процесс, а в деревне, как наиболее консервативной среде, он протекал особенно медленно и неоднозначно. Постепенно реформы пускали свои корни, но на протяжении 1917–1920-х годов российская деревня преимущественно продолжала оставаться особым миром, где нововведения причудливо переплетались с традиционными устоями, в одних случаях, вытесняя последние, в других – подчиняясь им.

Список источников и литературы

1. Собрание узаконений рабоче-крестьянского правительства РСФСР (СУ). 1917. № 10.

2. СУ. 1917. № 11.

3. СУ. 1918. № 76–77.

4. СУ. 1926. № 82.

5. Осипович Т. Проблемы пола, брака, семьи и положения женщины в общественных дискуссиях 1920-х годов // Общественные науки и современность. – 1994. – № 1.

6. СУ. 1922. № 68.

7. Народное образование в СССР на 1 апреля 1923 г. – М.: Изд-во ЦСУ СССР, 1923. 127 с.

8. Материалы Первого Всероссийского совещания по охране материнства и младенчества. – М.: Изд-во Отдела охраны материнства и младенчества Наркомздрава, 1921. 160 с.

9. Народное образование в СССР на 1 января 1922, 1923 и 1924 г. Краткий свод статистических данных за 5-летие 1921–1925 гг. – М.: Изд-во ЦСУ СССР, 1926. 525 с.

10. Народное просвещение в РСФСР к 1927/1928 учебному году. – М. – Л.: Госиздат, 1928. 232 с.

11. Отчет о деятельности Иваново-Вознесенского горсовета и уисполкома с 1 октября 1922 г. по 1 октябрь 1923 г. – Иваново-Вознесенск: Изд-во горсовета, 1923. 85 с.

12. XIII съезд РКП(б). Стенографический отчет. – М.: Госполитиздат, 1963. 883 с.

13. Резолюции по докладам Третьего Всероссийского съезда по дошкольному воспитанию. – М.: Изд-во Госмастерской педологического театра Главсоцвоса, 1924. 29 с.

14. СУ. 1925. № 2.

15. Дошкольная работа в деревне. – М.: ГМПГ, 1925. 91 с.

16. Отчет Кинешемского уисполкома за 1924/1925 г. – Кинешма: Типография Иваново-Вознесенского и Кинешемского райсоюзов им. В. И. Ленина в г. Кинешме, 1926. 210 с.

17. Померанцева-Фроленко, А. М. Руководство к устройству и ведению яслей / А. М. Померанцева-Фроленко. – СПб.: Сенат. тип., 1913. 36 с.

18. Крупская, Н. К. Деревня и дошкольное воспитание (доклад на Третьем Всероссийском съезде по дошкольному воспитанию) // Крупская Н. К. Педагогические сочинения. В 10 т. – М.: Изд-во АПН СССР, 1957 – 1963. Т. 6. 1959. С. 36–40.

19. Государственный архив Ивановской области (ГАИО). Ф.Р-833. Оп. 1. Д. 716.

20. ГАИО. Ф.Р-833. Оп. 1. Д. 874.

21. Народное образование в СССР в 1926/1927 учебном году. – М.: Изд-во ЦСУ СССР, 1927. 70 с.

22. Народное просвещение в РСФСР к 1929/1930 учебному году. – М. – Л.: Госиздат, 1930. 92 с.

23. Отчет о работе Ярославского губисполкома за 1926–1928 гг. – Ярославль: Изд-во Ярославского губисполкома, 1929. 173 с.

CHANGE OF FAMILY-HOUSEHOLD STABILITIES
IN THE RUSSIAN VILLAGE IN THE CONDITIONS
OF THE SOVIET POWER (1917–1920th YEARS)

Ryabinina N. V., PhD, associate professor

Abstract. The article examines the specifics of the implementation of the reforms of family legislation in the Russian village in the conditions of Soviet power (1917–1920s). It gives comprehensive information about the formation of a network of rural preschool institutions, as the most important component of the «new life».

Keywords: Soviet Russia, rural daily life, Russian village, family law, preschool system.