4.1
Автобиография А. В. Маркова с информацией о его участии в убийстве Великого Князя Михаила Александровича
2 июля 1957 г.
Родился в 1882 году в заводе Мотовилихе (ныне Молотовский р-н г. Молотова обл.).
Отец и мать происходили из рабочих. До 20 лет жил с родителями. Окончил ж-д. техническое училище. После окончания училища работал сначала в Пермских ж-д. мастерских, а потом перешел на ж-д. на паровоз машинистом.
В 1903 г. за организацию и участие в маевке был уволен с работы. В 1903 г. осенью был призван на военную службу и отправлен в Манчжурию в г. Ляоян, где был использован по специальности, паровозным машинистом.
В начале Русско-Японской войны бежал, не желая участвовать в этой войне.
Весной 1904 года, приехав домой с Востока, поступил работать в Мотовилихинский завод слесарем в мартеновский цех.
В революцию 1905 года принимал активное участие в боях с казаками. У нас тогда по районам были организованы боевые дружины, во главе которых стояли тт. Патушинский, Борчанинов Александр, Зенков Иван, Ратаев П. Кузнецов Яша и др. Я был в дружине Борчанинова. Столкновения с казаками не обошлись без жертв, были раненые и убитые: Бабин В., Копылов В., похороны которых выразились в демонстрацию рабочих и трудящихся Мотовилихи. Полиция пыталась разгонять, срывать ленты с лозунгами и венки, но это им не удавалось; сплоченные ряды рабочих продолжали шествие с пением «Вы жертвою пали...».
В 1906 году я вступил в члены РСДРП(б). Под руководством Я. М. Свердлова у нас на заводе был оформлен партийный комитет, а по цехам - партийные группы. Я выполнял различные поручения: распространение литературы, газеты, организация нелегальных совещаний, собраний; у нас в слесарке, на мартене в укромных уголках нередко устраивались летучки. Принимал участие в организации нелегальной кассы взаимопомощи среди рабочих нашего цеха.
В 1907 г. женился на учительнице, с которой вместе работали в партии. Когда мы с женой стали жить вместе, то, как члены партии, предоставляли нашу квартиру для совещаний и нелегальных партийных собраний. Нужда в этом была огромная, т. к. в партии между большевиками и меньшевиками происходили ожесточенные споры об оценке временного поражения революции 1905 года, об участии РСДРП(б) в выборной компании в 3-ю Государственную Думу, обсуждение кандидатов выборщиков на губернский съезд и т. д.
От мотовилихинских рабочих не помню сколько человек было послано на губернский съезд выборщиков, но знаю, что по рабочей курии как член РСДРП(б) прошел в 3-ю думу Егоров - рабочий нашего мартеновского цеха. По поручению партийного комитета мы с женой печатали на гектографе прокламации, листовки, отчеты комитета.
В 1907 г. летом я был избран членом заводского партийного комитета, куда входили Токтуев М., Обросов П. и др.
В это время у нас на заводе руководил партийной работой т. Накоряков по кличке «Назар», присланный из ЦК партии.
Помню, на одном из совещаний в нашей квартире, т. Накоряков докладывал, что член Государственной Думы Егоров, посланник от Мотовилихинских рабочих, примкнул к меньшевикам.
По этому вопросу от мотовилихинской парторганизации и рабочих тов. Накоряковым было написано письмо о том, что мы, большевики, отказываемся считать его депутатом как большевика. Письмо это было размножено у нас на гектографе для раздачи рабочим по цехам. О дальнейшей судьбе этого письма не знаю, т. к. вскоре был арестован.
В 1907 году в нашей партийной организации оказался провокатор Митька Бажин, по кличке «Белый», который был у нас кассиром, он растратил партийные и общественные деньги, собранные рабочими в фонд помощи пострадавшим от царской реакции после восстания 1905 года и сидевшим товарищам в тюрьме. Когда стали спрашивать с него эти деньги, он, боясь партийного суда, ушел служить в полицию и стал творить свое грязное дело провокатора. Проваливать одного за другим товарищей.
В начале арестовали Токтуева М., потом в одну ночь на 17 декабря 1907 г. арестовали и меня, Обросова и много других товарищей, так что в конце декабря нас, целую партию - человек 50, препроводили в Пермскую тюрьму. При следствии статью мне не смогли предъявить, т. к. письма и материалы, обнаруженные при обыске, полиция спьяна забыла на столе у нас, а жена успела их сжечь в самоварном продухе, и когда они прибежали за бумагами, жены уже дома не было. Гектограф был спрятан, полиция не нашла его.
В тюрьме я просидел около года, а потом был выслан в административную ссылку на два года в Вологодскую губернию [в] г. Сольвычегодск, куда за мной следовала моя жена с маленьким ребенком.
В ссылке мы с женой занимались в политкружках, в частности, у нас на квартире собирался такой кружок человек 7-10 и не случайно, что Сольвыче- годская полиция не раз делала у нас в квартире обыск, но ничего существенного не находили. В ссылке были представители всех партий и борьба между большевиками и другими мелкобуржуазными партиями продолжалась. Нелегально собирались на диспуты, рефераты и т. д. Особенно усиленная борьба большевиков была тогда с ликвидаторами и другими течениями в РСДРП.
В 1910 году в июле мы с женой вернулись из ссылки. Меня долго не принимали на работу в завод, только в конце 1910 года я поступил работать токарем в первый снарядный цех.
В 1911 году в связи с нарастающей безработицей на заводе, я был выбран в числе трех депутатов от рабочих завода в Петербург в Министерство с ходатайством на получение нарядов для нашего завода. Это было март - апрель 1911 года.
В Питере мы, при содействии члена Государственной Думы Егорова, ходили по ведомствам и министерствам, чтобы получить эти наряды для завода. Поручение рабочих мы выполнили.
Часть цеха, где я работал, администрация называла «Сахалин», т. е. в этом цехе много работало бывших ссыльных. Тут же работали оказавшиеся потом охранниками Власов Александр и Рудометов (расстреляны нами в 1918 году).
В нашем же цеху работал Буторин Иван (умерший), которого подозревали в провале библиотеки, находящейся у Ширинкина Ивана; мы как-то небольшой группой партийцев разбирали это дело, но прямых улик не нашли, решили быть с ним настороже.
На так называемый «Сахалин» мы старались стянуть своих товарищей, чтоб сколотить крепкое ядро. Так, например, я перетянул к себе на станок Третьякова Федора, вернувшегося из ссылки, хотя он был меньшевиком, но мы ему доверяли. В нашем же цехе работал Колганов Александр, Ларьков В., Тюрин В., Корелин Иван, тоже ссыльные.
В 1911 году царила все еще черная реакция, провокатор Бажин все служил в полиции, но потом он исчез куда-то, после Ленских событий и забастовки. (После Февральской революции этого провокатора обнаружили в Белогорском монастыре, он заделался монахом. Наши ребята привезли его в Мотовилиху и расстреляли в 1917 году).
В работе была усиленная конспиративность, проверяли каждого, с товарищами, сидевшими в тюрьме и бывшими в ссылке, держались более свободно. Но критически и крайне осторожно относились к тем, кто хотя и принимал участие в борьбе 1905-1907 гг., но в тюрьме и ссылке не были.
О налаживании партийной работы обсуждали небольшими группами. Главным образом сосредотачивали внимание на назревавших событиях, на нарастании нового революционного подъема рабочего класса.
Практическая работа в основном заключалась в сборе средств кассы взаимопомощи, партийных взносов и на подписку рабочей газеты «Правды». Для проведения этой работы мы были разбиты на тройки. В тройке, где я был, руководил Ларьков Василий. С другими цехами связь осуществлялась через отдельных товарищей. Например, с 3-м снарядным были связаны через т. Ко- лыбалова И. И. (умерший), который был бессменным кассиром и хранителем партийных и кассы взаимопомощи средств. С орудийными цехами связь была через Сивилева В., активно работавшего тогда по сколачиванию партийной организации на заводе. С горячими цехами связь поддерживалась через т. Обросова, который был связан с Пермским комитетом партии, где в то время работал Яков Фейгин. С Фейгиным я был хорошо знаком еще по тюрьме (вместе сидели). При встречах делились, что делается у нас на заводе и как налаживать партийно-массовую работу.
Необходимо отметить также, что кроме встречи с товарищами в заводской обстановке, мы нередко встречались под видом гостей, собирались у Обросова, у нас, [у] Корелина и Ратаева И. И., т. к. была большая потребность обменяться мнениями о текущих событиях, об участии в общественных организациях, используя легальные формы работы.
Одновременно я принимал участие в качестве корреспондента в местной газете «Пермская жизнь». Мои статьи и заметки о работе завода, об отсутствии техбезопасности в цехах, о борьбе рабочих за устойчивые расценки и т. д., не всегда статьи мои пропускались в газете, а если и печатались, то в сокращенном виде, т. к. в газете работали меньшевики Шнееров, Бусыгин и др.
1912 год. Ленские события. Весть о расстреле рабочих в далекой ленской тайге быстро разнеслась по всему заводу, взрыв негодования и протестов были слышны за каждым станком. У нас в снарядных цехах № 1-3 рабочие не приступали к работе, хотя станки вертелись. А другой день появились листовки от партийного комитета, написанные от руки, призывающие теснее сплотиться вокруг партии и готовиться к новым боям.
Организовали нелегальный сбор средств для пострадавших ленских рабочих.
После Ленского расстрела рабочих и перед выборами в 4-ю Государственную Думу развернулась политическая работа среди рабочих. Помню, приезжал к нам в Мотовилиху т. Муранов М. К. от ЦК партии и дал установки об участии большевиков в выборной кампании.
На заводе у нас тогда организаторами партийной работы были Колыбалов, Сивилев, Ермолаев, Обросов, Новожилов, Зенков, с которыми мы с женой больше всех встречались по работе.
Перед выборами в 4-ю Государственную Думу на заводе между рабочими, разделяющими разные взгляды на партии, шла целая дискуссия за станками, за чаепитием и т. д.
Мы, большевики, стояли за участие в выборах и выдвижение своих кандидатов в Думу, которая может служить на данном этапе политической трибуной в борьбе за рабочее дело, и вели в этом направлении разъяснительную работу в этих направлениях среди рабочих.
В день выборов от партийного комитета большевиков были разбросаны по заводу списки кандидатур, за кого должны были голосовать рабочие. В числе выборщиков были Обросов, Сивилев, Третьяков и др.
На губернском выборном собрании Обросов П. М. не прошел в Думу только тремя голосами.
В момент выборов Сивилева арестовали, а потом судили за принадлежность к РСДРП(б). На суде по его делу я был свидетелем, но мои показания прокурором были сменены, как единомышленника т. Сивилева.
После выборов арестован был и Ермолаев А. и выслан на пять лет в Нарым.
Периоды с 1912 по 1917 гг. партийная работа сосредотачивалась по цехам и была очень законспирирована.
Мы, большевики, боролись за организацию и сплочение рабочих масс, в то же время использовали легальные формы работы в общественных организациях и принимали все меры обеспечивать большевистское влияние в легальных организациях, на выборных должностях, например, мы с Обросовым были избраны от рабочих членами правления Горнозаводского товарищества, существовавшего тогда на средства рабочих. Я работал также членом комитета детского приюта, где вместе со мной работали Сицилицин Семен, Колганов А., Третьяков, Власов и др.
Тогда мы вели борьбу и принимали все меры к тому, чтобы в общественных организациях были избраны большевики. Правда, это нам в большинстве случаев удавалось, за исключением потребкооперации «Самопомощь», там было засилье меньшевиков и эсеров.
1914 год. Объявление империалистической войны встречено было нашими рабочими яростным протестом.
У нас в снарядном № 1 рабочие не работали, собирались группами, обсуждали события; позднее в снарядном № 3 состоялся митинг, где выступали социал-демократы большевики, разъясняя рабочим, что война нужна капиталистам и царю, а мы рабочие должны быть пораженцами. В противовес большевикам выступали представители других партий с лозунгами о защите своего отечества. Вскоре после митинга начались аресты и высылки большевиков, так, например, были тогда высланы: Колыбалов, Фадеев, Постаногов А., Колганов А., Зенков И. В. и др.
В 1915-1916 гг. я продолжал работать в общественных организациях того времени, например, одно время был избран председателем общества по заготовке топлива для рабочих завода, в дальнейшем это дело было поручено Колганову Михаилу (брат Александра), который продолжал руководить заготовкой топлива и после революции.
Преступная империалистическая война все больше разрушала экономику страны, надо было искать выход. Однажды мы, группа партийцев, собрались и решили сами организовать закупку муки, от цехов выбрали представителей рабочих и служащих. Меня назначили руководителем этого дела. Мы стали ходатайствовать через заводоуправление об отпуске средств (взаимообразно) на закупку муки для рабочих. Администрация завода пошла навстречу. В результате проведенных нами мероприятий рабочие нашего завода были обеспечены хлебом, но, несмотря на временное облегчение с хлебом, все же с продовольствием было тяжело. Страна вконец разорялась.
Рабочий класс и мы, большевики, не молчали. Лозунг Ленина «Война войне!» стал для нас орудием пропаганды против войны. Выход был один - свержение самодержавия, и мы, большевики, готовились к революции. В цехах оживилась партработа, несмотря на слежку мы ухитрялись кое-где собираться и обмениваться мнениями.
Конец 1916 года. Политические события развивались молниеносно; убийство Распутина, забастовки питерских рабочих, да и на фронте было неспокойно, все это приближало к революции.
Если на заводе не могли поговорить с партийцами по душам, то мы с женой ночью бежали к Обросову, куда нередко приходили наши большевики обсудить надвигающиеся события. Да и на заводе рабочие тоже гудели. Газеты расхватывались моментально. По инициативе большевиков около завода построен был киоск, где Алеша Гребнев от библиотеки Смышляева распространял газеты.
Наконец телеграф принес радостную весть - самодержавие свергнуто. Радости и ликованию рабочих и трудящихся не было конца. С работы из завода мы уже шли с красными флагами, приветствуя революцию. Через несколько дней после свержения царя мы, партийцы, собрались в народном доме. Я председательствовал на этом собрании, обменялись мнениями и избрали партийный комитет, куда вошли Ефимов, Обросов, Колганов, Зенков и др.
Наряду с этим по цехам прошли собрания, на которых были избраны и представители в Совет рабочих депутатов, куда вошли большевики и эсеры, вначале в составе советов нас, большевиков, было меньше.
С возвращением товарищей из ссылок и каторги в Мотовилиху, как-то: Трофимова, Решетникова, Микова, Захарова Вас., Корякина И. Н. и др. - была произведена регистрация членов партии, был избран новый состав парткома большевиков, я был избран тоже в этот комитет.
По приезде Ленина из эмиграции и его апрельские тезисы вооружили нас, большевиков, еще сильнее в борьбе с соглашательскими партиями. Несмотря на травлю большевистской партии, мы терпеливо вели политико-разъяснительную работу среди рабочих и трудящихся, разоблачая соглашательскую политику меньшевиков и эсеров, отвоевывая массы из-под их влияния.
Весь период от февраля до июньской демонстрации шла ожесточенная борьба с меньшевиками и эсерами, но в то же время большевики не щадили и провокаторов, охранников и др. врагов революции, расстреливали их беспощадно. У нас в Мотовилихе, хотя и не официально, диктатура пролетариата проводилась твердо.
После июньской демонстрации, когда нас керенская офицерня и споенные ими солдаты побили и разогнали, мы, большевики, были тогда героями дня, у нас имелся большой козырь морально бить меньшевиков и эсеров, которые бойкотировали нашу демонстрацию и ее лозунги «Долой министров капиталистов, вся власть Советам!». Многие рабочие тогда вышли из партии меньшевиков и эсеров, а некоторые из них вступили в нашу партию большевиков.
В дни подготовки перехода власти Советам, мы, большевики, день и ночь вели разъяснительную работу среди рабочих и населения, разоблачая предательскую политику правительства Керенского.
У нас на заводе и в гражданских учреждениях везде были расставлены свои люди. Большинство коммунистов и сочувствующих им были вооружены. Для охраны революционного порядка у нас в Мотовилихе создана была милиция из рабочих, куда входили мы, активисты по борьбе с контрреволюцией: тт. Зенков, Сицилицин Александр, Жужгов, Марков, Колпащиков и др.
В г. Перми среди солдат в казармах вели большую политическую работу Анишев, Чернышов Михаил, Решетников, Толмачев, Борчанинов и др.
Помню, например, такой эпизод в нашей революционной жизни. Незадолго до Октябрьского переворота в городе Перми под подстрекательством контрреволюции отдельные группы пьяных солдат начали громить винные лавки, склады, магазины и расхищать ценности.
Городской комитет партии большевиков срочно мобилизовал все силы, в частности были брошены мы, мотовилихинские большевики, на помощь - человек 200. В результате экстренно принятых мер погром был ликвидирован. В этом большую организаторскую роль сыграли Борчанинов, Сорокин и те товарищи, которые вели работу среди солдат.
В день Октябрьского переворота, когда по телеграфу было передано, что в Питере вся власть перешла Совету рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, у нас в Мотовилихе было уже все подготовлено. Власть на местах перешла Советам.
После опубликования Декрета о мире началось массовое возвращение фронтовиков-сибиряков и казаков; последние, проезжая мимо Перми целыми эшелонами, были в полном вооружении.
Учитывая враждебные настроения к советской власти казачества, нам, мотовилихинским и пермским большевикам вместе с передовыми рабочими нашего завода и железнодорожниками, пришлось разоружать казаков.
Помню, при приближении казаков (эшелонов с казаками) на станцию Пермь-2 у нас на заводе подавался свисток, и мы, большевики, с оружием в руках бежали на станцию в любое время дня и ночи. Некоторые эшелоны сопротивлялись разоружению, иногда доходило дело до стрельбы, нередко находили оружие даже между обшивками вагонов.
С организацией государственной власти меня по решению партии назначили комиссаром по национализации и управлению культурно-просветительных учреждений: кино, театры, цирк в г. Перми и Мотовилихе.
В тоже время я работал и в органах ЧК по борьбе с контрреволюцией.
В связи с национализацией церковных ценностей местное духовенство, монахи Белогорского подворья начали выступать с проповедями в церквях против советской власти, готовили восстание, но все это органами ЧК своевременно было раскрыто, а поэтому пришлось принимать крутые меры вплоть до расстрела архиерея и других контрреволюционеров.
Одновременно необходимо отметить, что у нас в г. Перми летом находился выселенный из Гатчины Михаил Романов (брат Николая 2-го), вокруг которого начали группироваться враги революции, кроме этого в связи с восстанием чехов и белогвардейских банд в Сибири время было ликвидировать Михаила, одного из членов Романовской династии. Это было поручено сделать мне, Иванченко, Колпащикову и Жужгову.
В ночь на 12 июня 1918 года мы приехали из Мотовилихи в г. Пермь на двух заводских лошадях в крытых фаэтонах, забрав из гостиницы Михаила и его личного секретаря, повезли их по направлению к нашему заводу. Проехав километров 7-10 от Мотовилихи, свернули в лес и там расстреляли их обоих, причем мне лично пришлось расстреливать Михаила Романова.
Будучи в командировке по работе в Москве в 1918 году, я по делу пришел к товарищу Свердлову Я. М., он меня привел к В. И. Ленину, который спрашивал меня о ликвидации Михаила Романова, я рассказал ему, что сделано было чисто, он сказал: «Ну, вот и хорошо, правильно сделали».
Под руководством партии мы, большевики, были мобилизованы и расставлены на всех ответственных участках, т. к. борьба с контрреволюцией и их пособниками - эсерами и меньшевиками - принимала все более острые формы, вплоть до красного террора, в особенности это было после ранения тов. Ленина эсеркой Каплан; во всех этих мероприятиях я принимал активное участие.
Вспомнил несколько фактов, как мы вчетвером: Колпащиков, Зенков И. Сицилицин Алек-др и я - увезли на маленьком пароходике 12 чел., арестованных бывших полицейских, вверх по Каме и на 2-х островах расстреляли их там.
Один крестьянин рассказал мне, что за р. Гайвой в лесу в землянке скрываются белые офицеры, дожидаясь прихода колчаковцев. Мы с Колпащико- вым утром рано пришли туда, сняли их посты, а в землянку я бросил 2 бомбы, и всех находящихся там засыпало землей. Почти перед самым отступлением наших войск мы с Колпащиковым расстреляли быв. нач. з-да Темникова, его сына офицера (нашли у них пулемет) и еще инженера Иванова (зав. снарядного цеха № 3), как служившего в охранке. Все это делали мы по решению ЧК и Мотовилихинского Ревкома.
С приближением фронта колчаковских банд у нас на заводе был создан Ревком. Началась усиленная эвакуация семей рабочих и коммунистов.
На Ревкоме было решено, что для наблюдения за заводом оставить инженера Боярникова, коммуниста Ваганова К. и нескольких рабочих. Мы, коммунисты, работавшие в Ревкоме, были до последнего дня. На всякий случай большинство из нас были снабжены чистыми паспортными бланками с печатями.
12 декабря 1918 года был снаряжен последний эшелон с эвакуированными специалистами завода, часть коммунистов и их семей.
В полночь на 13-е поезд должен был отправиться по назначению, но чья- то вражеская рука его задерживала, а потом часа в 3 утра было объявлено, что поезд не пойдет, т. к. белые обстреливают Камский мост. Началось волнение. Я зашел в вагон, где была моя жена, и т. Колеватова Шура (секретарь нашего ревкома), захватив их с собой, мы с другими отступающими двинулись на лошади по реке Каме. Доехали до г. Перми и в ближайшем кино решили дождаться рассвета. За это время я выяснил, что наших никого не было, что та часть города, где мы находились, окружена белыми, шел вовсю обстрел. Тогда мы спрятались в подвал кино. Так прошел день, а в ночь мы все трое разошлись в разные стороны.
Тов. Колеватова решила временно остаться в Мотовилихе у своей матери, а мы с женой уговорились уехать по направлению г. Свердловска, у нас были заготовлены нелегальные паспорта.
Так мы с женой перешли на нелегальное положение, я под фамилией Афанасьева И. М., она под фамилией Нечаевой Е. П. В Перми я скрывался дня 3-4, а потом глубокой ночью при содействии одного из работников кинотеатра забрался в товарный вагон между ящиками, которые отправлялись с кинокартинами и так доехал до г. Екатеринбурга, где мы решили встретиться с женой у наших знакомых. Но оставаться нам в Свердловске было нельзя, т. к. из Перми масса понаехало мешочников, мы решили ехать дальше до г. Иркутска, каждый в отдельности, жена на поезде, а я в целях конспирации поехал на лошадях до г. Кургана.
По приезде в Иркутск мне снова пришлось переменить паспорт на фамилию Киселева. Я поступил работать в киноконтору и жил до 3-го мая 1919 г.
Накануне 1-го мая, проходя под вечер по улице, меня встретил один из пермских буржуев, у которого я национализировал кинотеатр, меня он сразу узнал и пытался остановить, но я быстро ускользнул.
По приезде во Владивосток я поступил работать в одну кинопрокатную контору, одновременно работал киномехаником. На окраине города снял комнату и вызвал к себе жену по условленной телеграмме.
Через некоторое время разыскал приятеля, моего шурина Куронина, он был шофер, через него я познакомился с некоторыми товарищами, работавшими в подполье, в частности, помню тов. Раева.
С другой стороны, моя жена завязала связь с товарищами, сидевшими тогда в тюрьме, ходила к ним на свидание и носила передачу. Затем моя жена съездила в г. Никольск-Уссурийский, разыскала в лагерях наших мотовилихинских красногвардейцев из Колгановского отряда - тт. Вахрина П., Подки- на И., Кирякова М. и др., которые были отправлены из тюрем на Восток, впоследствии эти товарищи приехали к нам во Владивосток.
Так, завязавши связь с подпольной организацией, я выполнял отдельные поручения, например, с шофером Курониным на его машине перевозили оружие на Первую речку, печатали на шапирографе небольшие листовки по заданию комитета партии. В ноябре 1919 г. во Владивостоке произошло при поддержке японцев Гайдовское восстание.
Подпольный комитет партии выпустил тогда воззвание к рабочим, что это восстание - маневр интервентов, необходимо крепче сплотиться вокруг партии большевиков и быть на своих местах.
3-5 апреля 1920 г. пришлось пережить временный захват власти японцами, но под напором партизан и рабочего класса это выступление японцев было скоро ликвидировано.
Во время взятия Владивостока партизанами я был послан с мандатом городского комитета партии в штаб т. Лазо для связи. В борьбе с интервентами погиб тогда неутомимый борец - большевик т. Лазо, он был внезапно схвачен японцами и сожжен в паровозной топке.
После того как была организована демократическая власть во Владивостоке, партийная организация вышла из подполья. Помню, что в местной газете было отпечатано о регистрации членов партии большевиков, мы с женой были зарегистрированы под своей настоящей фамилией, хотя нелегальные паспорта не были сменены.
В дальнейшем я стал искать возможности выезда в Советскую Россию, обратился в городской комитет партии и рассказал, что, несмотря на демократическую власть, мне приходится все еще скрываться, т. к. я был два раза предупрежден, что за мной охотятся семеновцы, как за участником расстрела Михаила Романова в г. Перми и подробно объяснил, как было дело. Товарищи из горкома партии, в частности, т. Раев направил меня с запиской к приехавшему тогда во Владивосток представителю советского правительства (Виленскому), которому я тоже подробно изложил о причине моего выезда из Владивостока.
Просьба моя была учтена, и в июне 1920 г. меня, мою жену и Кирякова (бывшего красногвардейца) назначили к отправке с направляющимся в Советскую Россию санитарного поезда под флагом Международного Красного креста.
Перед отъездом я снова переменил паспорт на фамилию Кузнецова А. А., нелегальный паспорт я получил от городского комитета партии. Администрация поезда зачислила меня делопроизводителем и экспедитором поезда. Кроме нас в поезде ехали еще несколько товарищей, проживавших нелегально, Шешин А., Логинов, фамилии других не помню.
Проезжая места, не освобожденные еще от семеновских банд, наш поезд много раз подвергался обыскам. Офицерня рыскала по вагонам, проверяя документы и чемоданы. Я в это время заболел фурункулезом, лежал на верхней полке в вагоне с забинтованной головой, для конспирации эта болезнь была очень кстати.
Когда мы проезжали, вернее, переехали нейтральную зону, на ст. Могзон я встретил тов. Шатова, он был в то время командующим в этом районе. Я информировал его о составе поезда, кто едет. И дал задание доставить поезд до г. Верхнеудинска. Он назначил меня комендантом этого поезда. Потом на станции Могзон в лесочке я собрал партийцев, которые ехали, оказалось, что в этом поезде проехало 17 человек большевиков.
Когда приехали в г. Верхнеудинск, этот поезд был расформирован, я подал телеграмму в Пермский губком партии о вызове меня на завод для работы по специальности. Быстро получил ответ и поехал дальше.
В Иркутске я встретил тт. Ермакова Киприяна и Карякина А. И. При содействии этих товарищей нас отправили до города Перми. По приезде домой я на общем партийном собрании отчитался о нашей с женой подпольной работе и жизни на Дальнем Востоке.
Наш райком партии направил меня на завод, где я работал в начале зам. начальника орудийно-замочного цеха. В 1921 г. Пермский губком ВКП(б) командировал меня на чистку партии в Усольский уезд, где я работал более двух месяцев.
В 1922 г. по решению губкома партии был назначен зам. директора Мотовилихинского завода. В период 1921-1922 гг. вел активную борьбу против мясниковщины, рабочей оппозиции и других антипартийных группировок.
В борьбе с оппозиционными группировками, в особенности против троцкистов, наша Мотовилихинская партийная организация еще теснее сплотилась вокруг нашего Центрального Комитета коммунистической партии Советского Союза.
В 1923 г. 1-го августа по решению Уралбюро ЦК ВКП(б) был командирован в Кизеловский район на постройку Губахинской электростанции в качестве заместителя главного инженера. В Губахе я проработал около двух лет, до момента пуска станции. Наряду с основной работой, выполнял ряд партийных работ и был районным уполномоченным ГПУ, членом подрайонного комитета партии большевиков.
В 1925 г. летом вновь переброшен в г. Пермь для организации городского коммунального треста, куда был назначен директором.
В 1926 г. в связи с переброской жены в г. Челябинск я был тоже командирован Уралобкомом партии в г. Челябинск, работал заведующим отделом городского и окружного коммунального хозяйства, в этой должности проработал более двух лет, а потом был переведен начальником стройконтроля при Челябинском окрисполкоме. Все время избирался членом окрисполкома и членом ревизионной комиссии при окружкоме ВКП(б).
В 1928 г. работал по чистке партии в качестве члена районной комиссии по чистке, а также принимал участие во всех политических компаниях и мероприятиях, проводимых тогда партией и правительством. Будучи начальником стройконтроля, я принимал непосредственное участие в постройке Челябинской электростанции и начале постройки Челябинского тракторного завода.
В начале 1931 г. тяжело заболел, перешел на персональную пенсию, выехал из Челябинска в Москву к жене, которая училась на курсах марксизма-ленинизма.
С переездом в Москву работал более трех лет в обществе старых большевиков, в качестве заведующего гаражом и радиоузлом вплоть до ликвидации общества в 1934 году.
В 1933 г. работал по чистке партии в Бауманском районе г. Москвы, был членом районной комиссии и членом аппеляционной тройки при Бауманском райкоме КПСС.
В 1936-1938 гг. работал управляющим домоуправления № 35 в Киевском районе, а потом по болезни оставил работу.
В начале войны 1941 г. был начальником группы самозащиты при домоуправлении.
В октябре 1941 г. эвакуировался в г. Молотов (обл.).
В 1942 г. в июле возвратился в Москву и снова работал как общественник при домоуправлении.
С 1943 по 1953 год работал в школе № 70 Киевского района г. Москвы в качестве электромонтера.
В заключение необходимо отметить, что хотя я не был на фронтах гражданской войны, но в период становления советской власти в борьбе с контрреволюцией в 1918 г. и после я принимал активное участие в уничтожении врагов революции, работал в органах ГПУ
Еще хочу отметить то, что за давностью времени многие эпизоды подпольной работы, а также после революции, забыты. Даты могут быть не совсем точны.
Вот, например, вспомнил факт, как летом в 1918 г. мы с Колпащиковым по поручению губчека ездили в г. Оханск, где объявилась некая раба божия Мария; когда мы ее привезли в Пермь, то потом оказалось, что она черногорская Марица - фаворитка бывшего князя Николая. Пришлось расстрелять ее.
В настоящее время я не работаю, состою на учете парторганизации в автобазе Мосжилстроя Краснопресненского райкома КПСС.
По силе возможности принимаю участие в партийной работе и при домоуправлении.
В 1956 году награжден орденом Красного Трудового Знамени *.
Марков А. В.
ПермГАСПИ. Ф. 90. Оп. 2М. Д. 6. Л. 2-9. Подлинник. Машинопись.