Пермский государственный архив социально-политической истории

Основан в 1939 году
по постановлению бюро Пермского обкома ВКП(б)

№ 276

Из воспоминаний камердинера Императрицы Александры Федоровны А. А. Волкова «Около царской семьи»

В ПЕРМСКОЙ ТЮРЬМЕ

В Пермской тюрьме мы впервые узнали об убийстве государя. В га­зетах сообщалось только о нем одном, об убийстве же остальных чле­нов семьи не говорилось ни слова. Смотритель тюрьмы оказался очень добрым и благожелательным человеком. Кормили очень плохо, но спа­сало то обстоятельство, что у сербов, с которыми я сидел в одной каме­ре, были деньги, на которые покупалось для всех нас продовольствие. В Екатеринбурге я исхудал и обессилел, в Перми же несколько попра­вился. Елена Петровна, граф[иня] Гендрикова и Шнейдер сидели все вместе в другой камере. Виделись мы с ними издали только на прогул­ках и в церкви. На прогулку я и Смирнов выходили дважды в день. Гуляли во дворе, одни, без надзирателя. Сербы не гуляли, опасаясь за свою жизнь. Действительно, некоторых заключенных в это время рас­стреливали. Так, расстреляли Знамеровского. Он был жандармским офицером в Гатчине, откуда, так же как и Великий Князь Михаил Александрович, был выслан в Пермь, где он жил в одной гостинице с великим князем, с которым часто проводил время и совершал про­гулки. К Знамеровскому приехала жена с сыном. Она поселилась вме­сте с мужем. Ее обыскали, нашли письма к Михаилу Александровичу. Письма взяли, а Михаила Александровича и его секретаря через неко­торое время увезли из гостиницы. На другой день после увоза Велико­го Князя арестовали самого Знамеровского, оставив пока на свободе его жену. Знамеровский, так же как камердинер Великого Князя Чели- щев [279], а также шофер Великого Князя, сидели с нами в Пермской тюрь­ме. Через некоторое время арестовали и Знамеровскую, отдав ее сына дяде, брату самого Знамеровского [280].

Однажды Знамеровского позвали, как будто бы для допроса. Он сказал какую-то резкость. Его грубо вытолкали во двор и тут же рас­стреляли. Это стало известно заключенным и давало повод сербам воздерживаться от прогулок.

В полночь с 21 на 22 августа старого стиля в камеру вошел надзира­тель и спросил: «Кто Волков?» Я отозвался. «Одевайтесь, пойдемте». Я стал одеваться. Смирнов тоже оделся и, сам сильно взволнованный, успокаивал меня. Я отдал ему бывшие у меня золотые вещи; мы по­прощались, поцеловались. Смирнов сказал мне: «И моя участь, Алек­сей Андреевич, такая же, как ваша».

Пришел с надзирателем в контору, где уже ожидали трое вооружен­ных солдат.

Послали поторопить Гендрикову и Шнейдер. Скоро подошли и они в сопровождении надзирателя. Тотчас, под конвоем трех солдат, очень славных русских парней, тронулись в путь. Он был не особенно далек. На вопрос, куда нас ведут, солдат ответил, что в Арестный дом. Здесь нас ожидали еще восемь человек: пять мужчин и три женщины. Меж­ду ними были Знамеровская и горничная той гостиницы, где жил ве­ликий кн[язь] Михаил Александрович. Таким образом, нас всех оказа­лось одиннадцать человек. Конвойных было двадцать два человека. Начальником являлся какой-то матрос. Среди конвойных, кроме при­ведших нас трех солдат, не было ни одного русского.

Гендрикова пошла в уборную и спросила конвойного о том, куда нас поведут отсюда. Солдат ответил, что нас поведут в пересыль­ную тюрьму. «А потом?» - спросила Гендрикова. «Ну, а потом - в Мо­скву», - ответил конвойный. Пересказывая свой разговор с солдатом, Гендрикова сделала пальцами жест: «Нас так (т. е. расстреливать) не будут».

Матрос, уже одетый, веселый, с папироской во рту, не раз выходил на улицу: очевидно, смотрел, не рассветает ли.

Вывели нас на улицу, выстроили попарно: впереди мужчин, позади женщин, - и повели. Провели через весь город, вывели на Сибирский тракт, город остался позади. Я думаю: где же пересыльная тюрьма? И в душу закралось подозрение: не на смерть ли нас ведут?

Впереди меня шел мужчина. Я спросил его, где пересыльная тюрь­ма. «Давным-давно ее миновали, - был ответ. - Я сам тюремный ин­спектор». - «Значит, нас ведут на расстрел». - «Какой вы наивный. Да это и к лучшему.

Все равно - теперь не жизнь», - трубка, из которой он курил, задро­жала в его руках.

Оглянулся я назад. Смотрю, идет старушка Шнейдер: едва идет. Не­сет в руках корзиночку. Я взял у нее корзиночку и нес ее остальную дорогу. В корзиночке были две деревянные ложки, кусочки хлеба и кое-какая мелочь.

Крестьяне везут сено. Остановились. Остановились по свистку и команде матроса и мы. У меня зародилась мысль о побеге. Думаю: можно проскользнуть между стоявшим впереди возом сена и лоша­дью, позади идущей и щиплющей сено с воза. Наклонясь, можно было проскользнуть, но было еще темно, и я не мог видеть, что находится за лошадью по ту сторону дороги: может быть, глубокая канава, забор. Обдумав, решил, что в таких случаях бежать нельзя.

Матрос свистнул, крикнул: «Идем», и мы двинулись дальше. Прой­дя некоторое расстояние, опять остановились. Шел мальчик с портфе­лем, по-видимому, переводчик (среди наших конвойных было очень много нерусских). Матрос подошел к мальчику, о чем-то переговорил с ним, и нас повели дальше. Возле того места, где мы только что стояли, раздались три залпа.

Стало чуть-чуть рассветать. Дорога, оказалось, была обнесена до­вольно высокой изгородью. Конвойные предложили свою помощь в переноске вещей. Хороших, ценных, более или менее, вещей, было немного. Отобрали корзиночку Шнейдер и у меня.

Прошли не очень далеко, и матрос скомандовал: «Направо». Свер­нули на дорогу, ведущую в лес. На дорогу был уложен накатник. По этой лесной дороге сделали несколько десятков шагов. Опять свисток и команда матроса: «Стой».

Когда матрос сказал: «Стой», я сделал шаг влево. В этот момент как будто мне кто-то шепнул: «Ну, что же стоишь. Беги». Словно меня кто- то подталкивал к побегу. Сказав в уме: «Что Бог даст», я тотчас же прыгнул через канаву и пустился бежать.

Лес был мелкий, на земле валежник. Я пробежал несколько шагов. Вслед раздался выстрел. Пуля просвистела возле уха. Бегу дальше. Вто­рой выстрел. Пуля пролетела на большом от меня расстоянии. Я споткнулся и упал. Слышен был голос конвойного: «Готов». Во время падения с головы свалилась шапка. Хотел было ее поднять, но не уда­лось, я вскочил и побежал дальше. Третий выстрел. Но на этот раз пуля пролетела далеко от меня. Я ждал, что меня станут преследовать, но погони за мной не было.


Волков А. А. Около царской семьи. Париж, 1928. С. 68-72; Скорбный путь Михаила Романова: От престола до Голгофы: Документы, материалы следствия, дневники, воспоминания / Сост. В. М. Хрусталев, Л. А. Лыкова. Пермь: «Пушка», 1996. С. 173­-177.