№ 276
Из воспоминаний камердинера Императрицы Александры Федоровны А. А. Волкова «Около царской семьи»
В ПЕРМСКОЙ ТЮРЬМЕ
В Пермской тюрьме мы впервые узнали об убийстве государя. В газетах сообщалось только о нем одном, об убийстве же остальных членов семьи не говорилось ни слова. Смотритель тюрьмы оказался очень добрым и благожелательным человеком. Кормили очень плохо, но спасало то обстоятельство, что у сербов, с которыми я сидел в одной камере, были деньги, на которые покупалось для всех нас продовольствие. В Екатеринбурге я исхудал и обессилел, в Перми же несколько поправился. Елена Петровна, граф[иня] Гендрикова и Шнейдер сидели все вместе в другой камере. Виделись мы с ними издали только на прогулках и в церкви. На прогулку я и Смирнов выходили дважды в день. Гуляли во дворе, одни, без надзирателя. Сербы не гуляли, опасаясь за свою жизнь. Действительно, некоторых заключенных в это время расстреливали. Так, расстреляли Знамеровского. Он был жандармским офицером в Гатчине, откуда, так же как и Великий Князь Михаил Александрович, был выслан в Пермь, где он жил в одной гостинице с великим князем, с которым часто проводил время и совершал прогулки. К Знамеровскому приехала жена с сыном. Она поселилась вместе с мужем. Ее обыскали, нашли письма к Михаилу Александровичу. Письма взяли, а Михаила Александровича и его секретаря через некоторое время увезли из гостиницы. На другой день после увоза Великого Князя арестовали самого Знамеровского, оставив пока на свободе его жену. Знамеровский, так же как камердинер Великого Князя Чели- щев [279], а также шофер Великого Князя, сидели с нами в Пермской тюрьме. Через некоторое время арестовали и Знамеровскую, отдав ее сына дяде, брату самого Знамеровского [280].
Однажды Знамеровского позвали, как будто бы для допроса. Он сказал какую-то резкость. Его грубо вытолкали во двор и тут же расстреляли. Это стало известно заключенным и давало повод сербам воздерживаться от прогулок.
В полночь с 21 на 22 августа старого стиля в камеру вошел надзиратель и спросил: «Кто Волков?» Я отозвался. «Одевайтесь, пойдемте». Я стал одеваться. Смирнов тоже оделся и, сам сильно взволнованный, успокаивал меня. Я отдал ему бывшие у меня золотые вещи; мы попрощались, поцеловались. Смирнов сказал мне: «И моя участь, Алексей Андреевич, такая же, как ваша».
Пришел с надзирателем в контору, где уже ожидали трое вооруженных солдат.
Послали поторопить Гендрикову и Шнейдер. Скоро подошли и они в сопровождении надзирателя. Тотчас, под конвоем трех солдат, очень славных русских парней, тронулись в путь. Он был не особенно далек. На вопрос, куда нас ведут, солдат ответил, что в Арестный дом. Здесь нас ожидали еще восемь человек: пять мужчин и три женщины. Между ними были Знамеровская и горничная той гостиницы, где жил великий кн[язь] Михаил Александрович. Таким образом, нас всех оказалось одиннадцать человек. Конвойных было двадцать два человека. Начальником являлся какой-то матрос. Среди конвойных, кроме приведших нас трех солдат, не было ни одного русского.
Гендрикова пошла в уборную и спросила конвойного о том, куда нас поведут отсюда. Солдат ответил, что нас поведут в пересыльную тюрьму. «А потом?» - спросила Гендрикова. «Ну, а потом - в Москву», - ответил конвойный. Пересказывая свой разговор с солдатом, Гендрикова сделала пальцами жест: «Нас так (т. е. расстреливать) не будут».
Матрос, уже одетый, веселый, с папироской во рту, не раз выходил на улицу: очевидно, смотрел, не рассветает ли.
Вывели нас на улицу, выстроили попарно: впереди мужчин, позади женщин, - и повели. Провели через весь город, вывели на Сибирский тракт, город остался позади. Я думаю: где же пересыльная тюрьма? И в душу закралось подозрение: не на смерть ли нас ведут?
Впереди меня шел мужчина. Я спросил его, где пересыльная тюрьма. «Давным-давно ее миновали, - был ответ. - Я сам тюремный инспектор». - «Значит, нас ведут на расстрел». - «Какой вы наивный. Да это и к лучшему.
Все равно - теперь не жизнь», - трубка, из которой он курил, задрожала в его руках.
Оглянулся я назад. Смотрю, идет старушка Шнейдер: едва идет. Несет в руках корзиночку. Я взял у нее корзиночку и нес ее остальную дорогу. В корзиночке были две деревянные ложки, кусочки хлеба и кое-какая мелочь.
Крестьяне везут сено. Остановились. Остановились по свистку и команде матроса и мы. У меня зародилась мысль о побеге. Думаю: можно проскользнуть между стоявшим впереди возом сена и лошадью, позади идущей и щиплющей сено с воза. Наклонясь, можно было проскользнуть, но было еще темно, и я не мог видеть, что находится за лошадью по ту сторону дороги: может быть, глубокая канава, забор. Обдумав, решил, что в таких случаях бежать нельзя.
Матрос свистнул, крикнул: «Идем», и мы двинулись дальше. Пройдя некоторое расстояние, опять остановились. Шел мальчик с портфелем, по-видимому, переводчик (среди наших конвойных было очень много нерусских). Матрос подошел к мальчику, о чем-то переговорил с ним, и нас повели дальше. Возле того места, где мы только что стояли, раздались три залпа.
Стало чуть-чуть рассветать. Дорога, оказалось, была обнесена довольно высокой изгородью. Конвойные предложили свою помощь в переноске вещей. Хороших, ценных, более или менее, вещей, было немного. Отобрали корзиночку Шнейдер и у меня.
Прошли не очень далеко, и матрос скомандовал: «Направо». Свернули на дорогу, ведущую в лес. На дорогу был уложен накатник. По этой лесной дороге сделали несколько десятков шагов. Опять свисток и команда матроса: «Стой».
Когда матрос сказал: «Стой», я сделал шаг влево. В этот момент как будто мне кто-то шепнул: «Ну, что же стоишь. Беги». Словно меня кто- то подталкивал к побегу. Сказав в уме: «Что Бог даст», я тотчас же прыгнул через канаву и пустился бежать.
Лес был мелкий, на земле валежник. Я пробежал несколько шагов. Вслед раздался выстрел. Пуля просвистела возле уха. Бегу дальше. Второй выстрел. Пуля пролетела на большом от меня расстоянии. Я споткнулся и упал. Слышен был голос конвойного: «Готов». Во время падения с головы свалилась шапка. Хотел было ее поднять, но не удалось, я вскочил и побежал дальше. Третий выстрел. Но на этот раз пуля пролетела далеко от меня. Я ждал, что меня станут преследовать, но погони за мной не было.
Волков А. А. Около царской семьи. Париж, 1928. С. 68-72; Скорбный путь Михаила Романова: От престола до Голгофы: Документы, материалы следствия, дневники, воспоминания / Сост. В. М. Хрусталев, Л. А. Лыкова. Пермь: «Пушка», 1996. С. 173-177.