Пермский государственный архив социально-политической истории

№ 253

Протокол допроса прокурором Казанской судебной палаты Н. И. Миролюбовым А. В. Кривощековой

29 февраля 1920 г. г. Чита.

29 февраля 1920 г. Я, прокурор Казанской судебной палаты Н. Миро- любов, в порядке дознания допрашивал в г. Чите в гостинице «Даурия» (№ 22), гражданку Александру Кривощекову, временно живущую в Чите, по делу об убийстве б[ывшего] царя Николая II и чл[енов] семьи - в ка­честве свидетельницы, которая показала и собственноручно записала следующее:

[В] 1919 г. в начале января я познакомилась в Екатеринбурге с пол­ковником Никифоровым, который был назначен в Пермь начальни­ком Военного контроля. Он предложил поехать с ним в Пермь. В доро­ге много было разговоров об убийстве царя и царской семьи. Я спро­сила о в[еликом] к[нязе] Михаиле Александровиче - жив ли он? Никифоров сказал, что жив и здоров. Между прочим, сказал, что неда­ром ему пришлось бежать из Перми пешком, где он был народным су­дьей. В конце всех разговоров Никифоров предложил мне, не желаю ли я служить у него именно по царскому делу. Я согласилась, насколь­ко хватит моих сил. По приезде в Пермь принялась за это дело. В поло­вине января была в з[аводе] Мотовилиха в одном доме, услышала раз­говор про белье с короной и метками Николая Александровича]. А спросила, где же такое белье? Они мне говорят, разве вы не знаете, что царская семья была в Перми и жила в доме Акцизного управления. Жиды, наверное, убили и поделили все, и все-таки кто же видел белье? Они мне указали прачку, которая подтвердила, что действительно сти­рала белье одному доктору-еврею, белье с короной и метками: рубаш­ки и кальсоны. Фамилию доктора не знает, но дом, где он жил, по Мо­настырской улице, дом Кусаткина [266] . Я передала Никифорову лично, как было условлено с ним, что касается царской семьи - должна была говорить только с ним.

В конце января прихожу к Никифорову в назначенный час, он мне говорит: «пойдемте в кабинет»; взял сверток, в кабинете замкнул дверь на ключ и тогда развернул сверток, а в нем вещи. Но меня особенно заинтересовали серьги дамские овальной формы, в середине сапфир крупный, а кругом - бриллианты. Я долго смотрела и говорю: «Эти серьги царицы?» Он сказал: «Да». На остальные вещи я только взгля­нула и перечислить их не могу. Никифоров говорит, что тут вещей миллиона на два, а то и больше. Спрашиваю, где он их достал. Ники­форов говорит, что пока не скажет. А меня просил, чтобы не оставляла этого дела и больше работала, что нам заплатят хорошо, сумма отпу­щена крупная.

У меня в квартире была конспиративная квартира. Собирались офицеры - сотрудники Военного контроля. Были заведующий и по­мощник. Помощник - прапорщик Дягилев Эраст Алексеевич, в раз­говоре рассказал, что недавно нашли у одного еврея золотые и брилли­антовые вещи, фамилия их Кобчик. Я спросила, где же теперь Кобчик? Дягилев сказал, что отправлен туда, откуда возврата нет. Прошло несколько времени, встретила Никифорова, [он] спрашивает: как дела? - «Плохо, прихожу в отчаяние, слышу в публике много разгово­ров, а определенных и положительных нет, и дело не идет вперед». Он сказал: «Лучше бы вы занялись другим делом, гораздо выгоднее». Спрашиваю: «Каким?» Он: «Вы - местная жительница и знаете, где и у кого произвести реквизицию» - на этом разговор кончился.

Мой брат скрывался от большевиков, жил в Перми в доме Панте­леевых [267], приходит ко мне и рассказывает, что жена Пантелеева гово­рила: «Есть у нее двоюродный брат в Екатеринбурге, служит машини­стом в пассажирском поезде, фамилия его Логинов. Приезжал в Пермь и был у них и говорил, что царя убили и увезли комиссары на станцию Богданович. Пантелеева спрашивает его: «Как он знает?» Логинов го­ворит, что он-то и увозил тело, а обратно, когда возвращались, пьянст­вовали». Пантелеева возмущена сказанным. После ухода тайного го­стя Пантелеева рассказала моему брату, а он мне. Да, она, передавая разговор, сказала, что донесла бы кому следует или бы вызвали ее в свидетельницы, она с удовольствием все бы рассказала. Я сообщила Никифорову, что было сделано по этому делу - мне неизвестно. Весной Логинов опять приехал в Пермь, был у Пантелеевой, опять говорил про то же. Она очень возмущалась. Мой брат ей говорил, что весь разговор, который был, передан куда следует, а ее не допрашива­ли. А Логинов служил все время, ездил машинистом от Екатеринбурга до Омска.

В начале марта узнаю про одну сестру милосердия - Мутных, кото­рая говорила своим при сослуживцах, что она знает и много раз быва­ла в доме, где находилась царская семья; читала дневники наследника Алексея Николаевича, удивлялась их терпению и выдержке, особенно отзывалась о Анастасии Николаевне. Я передала Никифорову не лич­но, а написала записку, когда пришла к нему, его не застала дома. В тот же день приехал ко мне господин, отрекомендовавшись, - Кирста Александр Федорович. Показывает записку и спрашивает: «я ли писа­ла». - «Да, я». Он говорит, что царское дело передано ему. Полковник Никифоров и прислал, а что он говорит правду, представил мне дока­зательства. Я рассказала ему, что знала. Он говорит, что надо познако­миться с ней, и вы это сделаете. Я сказала, что сегодня же пойду туда. Повидавши ее, должна сообщить все сказанное. Часов в пять пошла к Мутных в лазарет. Она меня приняла у себя в дежурной комнате. Там никого не было. Я ей назвала вымышленную фамилию и говорю, что пробралась от красных и пробираюсь в Екатеринбург к дочери. Назва­ла фамилии некоторых комиссаров пермских, которых я знала, и ука­зала одного, который мне советовал в случае чего обратиться именно к ней. Объяснила, что мне, пробираясь через фронт белых, пришлось изорвать свой паспорт, а дальше ехать без документов опасно. Она поверила и говорит, что достанет мне таковой. Есть у нее знакомый в Военном контроле человек, который даст, и называет фамилию - Кирста А. Ф. Он уже дал ее гражданскому мужу таковой, и деньги сто пятьдесят тысяч разрешил провезти в Сибирь для пропаганды. Спра­шивает, где я остановилась? Я сказала, что только сегодня приехала, и квартиры нет, и не знаю, у кого могу ночевать. Она ответила, что с удовольствием бы предложила у себя ночлег, но не может, потому что у нее есть тоже приезжий, который ночует у ней, и дала адрес Малко- вых по 2-ой Загородной улице [268]. Дальше шел разговор о царской семье. Когда она бывала у них, удивлялась, что они слишком горды и завидо­вала их стойкости. Я говорю: «А Вы не боитесь, может быть что-ни­будь иметь у себя, за что Вас могут арестовать?» «Нет, все спрятано, что было - в надежных руках, да вам вот расскажут Малковы», [- отве­тила она]. Вдруг спрашивает меня, знаю ли я Ираиду? Я сказала, что совершенно не знаю таковой.

Она вздохнула и говорит: «Вы не провокатор?» «Почему?» - спро­сила [я] ее. «Да тут приходили таковые и спрашивали», [- ответила она]. Правда, когда Кирста давал мне совет, что я должна была гово­рить, то просил спросить про Ираиду, а кто она - я не знаю, но я не спрашивала. Разговаривать больше не пришлось, ей нужно было идти в палаты к больным солдатам. При прощании с ней [она] просила зай­ти к ней за паспортом.

Вечером Кирста вызывает к телефону и спрашивает, была ли я или нет, отвечаю, что была. «Наверное провал?» - «Не знаю, что вы назы­ваете провал. Я нахожу, что по телефону говорить неудобно». Он отве­чает, что приедет. Приехал, рассказываю ему весь разговор, умолчала, что он дал паспорт ее мужу, сказала, что пойду по данному адресу за­втра. Утром узнаю, что был обыск у Мутных и арестованы были Бере­зина и Мутных. Утром пошла к Малковым, но дома их не было. Они оба служат в Земледелии государственных имуществ [269]. Прихожу туда. Там еще никого не было. Поздоровалась и передала ей поклон от ее сына Рафаила. Она очень обрадовалась и спрашивает, где он. Я назва­ла место, где видела его. «А разве Рафаил не уехал с царской семьей? Он все время около них» - «Да, кажется, собирались уехать скоро». Го­ворю ей, что Рафаил просил спрятать царские вещи подальше, чтобы их не нашли. Малкова говорит, что салфетки с метками и короной у ее снохи старшего сына - Николая. Советовала ей спрятать. Она спрята­ла их, а стаканы у ней спрятала. Был обыск, ничего не нашли. Малков сам занимал место при управлении - сторожа. Вещи им удобно были спрятаны на вышке здания [270], а обыск был в их личной квартире.

Я не говорила, что была у Мутных, и передала тоже, что не имею паспорта. Малкова сказала: «Это пустяки - достанем, есть человек хороший в контроле, который даст». «Кто же этот человек?» - «Кирста А. Ф., приходите сегодня в пять часов вечера, где вы познако­митесь с Матросом, у которого есть вещи царские. С ним поговорите, что заказывал Рафаил». Я пообещала быть непременно, [она] спросила меня, когда уезжаю? «Как достану паспорт и поеду в Екатеринбург, а дальше буду пробираться в Казань», [- ответила я]. Она просила увезти письма сыну Рафаилу и Николаю. Разговаривать больше не пришлось. Служащие стали собираться. Рассказала весь разговор с Малковой Кирста. Он ничего не сказал на это.

Иду вечером в установленный час к Малковым, чтобы ехать в Но­вую деревню познакомиться с Матросом. Прихожу, Малкова очень сердито встретила и говорит, что был у них в 2 часа обыск, нашли одну салфетку и больше ничего. Я прошу поехать туда. Она говорит: «нет» и [что] больше ничего не скажет. У ней явилось подозрение. Пошла [я] к Кирста, не застала его, а вечером узнаю, что он уехал в Омск. Когда вернулась, я написала ему, что [он] провалил все дело. Больше с ним не виделась и работать не стала. Никифоров перешел в штаб Пепеляева и Кирста тоже. Заменил [его] Петелин, а я ему не доверяла и не работала. Дня за четыре перед эвакуацией Перми Кирста приехал ко мне и гово­рит, что будем работать вместе, я заплачу Вам двадцать тысяч. Я гово­рю, что уезжают все, и мне тоже надо уехать, а он говорит: «Не оставим Вас». Больше я его не видела.

Вернусь к Малковой, когда говорили о царской семье. Малкова много раз бывала у них и приносила разные мелкие вещи на память, хотела мне показать после поездки к Матросу, говорила, что Анаста­сия Николаевна убита за то, что хотела бежать, [я] спросила [ее], где похоронена, [она ответила:] а где-то около Мотовилихи, а хорошо не знает, слышала от сына Рафаила, он-то хорошо все знает, все был с ними.

Александра Вас. Кривощекова. 1920 года, 28 февраля.

Кривощекова добавляла, что Никифоров говорил ей, что был там тем вечером, когда увозили Михаила Александровича из Перми

Прокурор Казанской судебной палаты Н. Миролюбов.

ГА РФ. Ф. 10130. Оп. 1. Д. 13. Л. 108-111. Копия.