№ 297
Воспоминания помощника начальника Мотовилихинской милиции Н. В. Жужгова об организации и совершении убийства Великого Князя Михаила Александровича
[1924 г.]
[В] 1918 году я, Жужгов Николай Васильевич, служил в Мотовилихе в милиции. В 1918 году был привезен в гор. Пермь Михаил Романов и его телохранители, фамилии их я не знаю. Но я сам не видал Романова. Меня интересовало видеть их и я отправился в Пермь для того, что б повидать, что за личность Романова и увидал его в управлении городской милиции. В общем он мне сильно не понравился, и после ухода Романова я стал обсуждать с Иванченком, что Романова нужно расстрелять, ведь он нас с тобой держал в тюрьме, а Иванченко сказал: «Обожди, соберемся и обсудим этот вопрос».
После чего было сделано совещание с Мясниковым, Иванченком [324] и мною, что можно ли его расстрелять; и на заседании решили, что его расстрелять и условились, что на следующий [раз] обсудим, как его взять и увести на расстрел. И после этого в один прекрасный вечер вызывает меня Мясников в электро-театр «Луч» и говорит мне: «Давай седни расстреляем Романова Михаила»; и пригласили на это совещание Маркова и Иванченка. Начали обсуждать, как это сделать и решили, что Мясников напишет мандат фиктивный для ареста Михаила Романова, для вызова его в Чрезвычайную комиссию, и приступили к действию.
Я, Жужгов, затребовал из завода Мотовилихи двух хороших лошадей, и поехали в город. Я, Мясников, Иванченко, Марков и Колпачни- ков [325] доехали до управления городской милиции [326], коней поставили во двор. А сами зашли в помещение и послали Мясникова и Маркова за мандатом - написать для ареста Романова, что и было ими исполнено. Когда принесли мандат и вручили мне, т. Жужгову, и мы поехали [туда], где жил Михаил Романов. Он жил в Королевских номерах. Подъехали к номерам, коней поставили около номеров Королевских на улице. У первой лошади остался Иванченко, у второй - Марков, которые должны [были] ожидать моего прихода.
Я, зайдя в помещение, и спросил швейцара, где находится Романов; и мне указал швейцар комнату и я зашел в нее, но оказалось, что в комнате помещался его телохранитель, которого я спросил: «Где Романов?» Который меня завел в другую комнату. Когда я зашел, то увидал - сидит Романов за столом и с ним еще двое; и тут еще присоединился к ним один его телохранитель - матрос [327], который ввел меня в комнату. Зашедши в комнату, подойдя к столу, я заявил Романову, что вот мне выдан мандат, что б я вас представил в Чрезвычайную комиссию. Он взял от меня мандат и сказал [328], что «я больной и не пойду». Но я ему заявил, что «ничего подобного, должен идти». Но в это время все, которые с ним сидели, заявили, что он болен и доктор не велел никуда ходить, и мы его не отпустим. Я еще сказал, что «Вы должны со мной идти», но он отказался.
Тогда я вышел на улицу и сказал, что [Романов] сопротивляется и нейдет и я принимаю решительные меры, [сказал:] «Вы будьте наготове». После чего я вернулся обратно в комнату, где они сидели, и заявил, что «вы должны со мной идти». Но мне все в ответ, что он не пойдет.
Я подошел к Михаилу и сказал: «Иди!» Тогда остальные закричали: «Мы его не отдадим!». Я вытащил браунинг и сказал: «Вы сидите, не с места, иначе я вас здесь пристреляю на месте. А Романов должен идти со мной». И взял его за загривок и тогда Романов сказал, что «я пойду» и после чего и сказал и его Женосон [329] : «Я тоже пойду с ним». Я сказал, что «Вас тоже нужно». Пошел с ним в другое помещение, где они оделись, и я их повел на улицу, где меня дожидали Иванченко и Марков. Я сказал Романову, что «Вы, пожалуйста, в этот экипаж, где был Иванченко». Романов подошел к экипажу, упал на колени, но мы его втащили в экипаж, а Женсона посадили в другой экипаж. Я сел на козлы и повез его в Мотовилиху по Петропавловской улице.
Приехали в Мотовилиху, а затем повез его по тракту к Левшиной. Дорогой Романов разговаривал с нами и говорил, что «Я был за Камой, в Верхней Курье и на Егошихе» и спрашивал, куда его везут. Но мы ему говорили, что мы его везем на станцию для отправки в другую местность. Когда я свернул с дороги в сторону, он спросил: «Зачем свернули с дороги?». Я заявил, что дорога дальше поломана и здесь объезд, после поворота сажен сто.
Сзади послышал[ся] крик и раздался выстрел. Тогда я остановил лошадь и сказал Романову: «Выходи!» И взял его за руку и вывел из пролетки. Отвел и дал в него выстрел, и он упал, а потом еще дал в него два выстрела. Но в то время Иванченко был у лошади и не давал выстрела в Романова и другого.
После чего [убитые] были забросаны прутьями. Чащей и уехали все обратно в Мотовилиху.
Я съездил домой, поел, а затем с Колпасчиковым поехали зарывать. Романова грудь была исписана, а также и руки, и я ему хотел отрубить голову и руки и закопать в другом месте, но Колпасчиков сказал: «Не надо это делать». И я согласился.
После зарывания вернулись в Мотовилиху, где мне говорят, что Михаил сбежал, нужно разыскивать. Я поехал в Пермь в Чрезвычайную комиссию и мне объясняют, что Михаил сбежал. Но я им ничего не сказал. После чего Мясников и прочие мне говорили, что Михаила нужно выкопать и привезти обратно и бросить куда-нибудь. Но я на это не согласился и заявил, что «я вам его никогда не покажу, где они зарыты», и тем кончилось дело.
Весь следственный материал имеется по изъятию Романова имеется в Пермской губ[ернской] Чрезвычайной комиссии.
Архивная коллекция В. С. Колбаса (г. Пермь). Д. 503. Л. 35-36. Автограф.