Пермский государственный архив социально-политической истории

№ 324

Статья заведующей Пермским окружным истпартом К. Г. Ольховской об убийстве Великого Князя Михаила Александровича.

1924 г.

ПОХИЩЕНИЕ МИХАИЛА РОМАНОВА

В местной газете «Известия Совета Раб. и Кр. депутатов» от 15-го июня 1918 года, в отделе местной жизни была помещена заметка о по­хищении Михаила Романова.

Но дело обстояло несколько иначе, чем говорится в заметке.

В 1918 г. Урал послужил местом высылки и ссылки исконных вра­гов рабочего класса России и Советской власти. В частности, в начале 1918 г. прибыл в Пермь один из членов царской семьи, поднадзорный Михаил Романов.

Вскоре вслед за Романовым в Пермь стали съезжаться никем не вы­сылаемые лица, т. е. вся «великосветская» публика - семьи бывш[их] великих князей, «великие» княгини и князья, их телохранители и т. п.

В общем, можно заключить, что негласно вслед за ссыльным Рома­новым выехала сюда постепенно вся его свита и различные родствен­ники, которые селились в отдаленных кварталах Перми.

Михаил Романов был помещен (согласно директивам из центра) в центре города, в одном из роскошных домов - в номерах бывшего «Благородного собрания», где и жил до перевода его в «Королевские номера».

Жизнь Михаила, вернее, великолепные условия его жизни на гла­зах у рабочих сделали свое дело...

Не раз и не два проходившие мимо «Благородного собрания» - бе­лого дома с колоннами - рабочие Мотовилихи возмущались: не так, дескать, жили мы, когда нас арестовывали в царские дни... Давно бы его того... укокошить надо бы, а не так.

Вот к чему, по существу, сводились замечания рабочих по поводу пребывания и жизни Михаила в Перми. Кроме этого, и в Перми и в Мотовилихе среди рабочих шли толки о том, что Михаил Романов очень уж часто гуляет не только по городу, но и за город, поднимается на «Горки» (район Перми, расположенный на высоких крутых холмах), откуда любуется на завод, на реку Каму, на противоположный берег ее.

Необходимо отметить, что в те дни обывательщина Перми была сильно встревожена «гонением на церковь», которое принесла с собой Советская власть, производившая учет церковного имущества в связи с отделением церкви от государства.

Набожные старушки стали утешаться тем, что ходили «хотя глаз­ком взглянуть на будущего помазанника божия».

Таким образом, около Михаила Романова и его прогулок создалось нечто вроде паломничества обывательщины.

В те дни большевикам в Перми все еще приходилось вести ожесто­ченную борьбу за большинство в Советах против эсеров и меньшеви­ков; так, даже в Мотовилихинском Совете Рабочих депутатов 50% со­ставлял чуждый большевикам элемент, с которым приходилось бо­роться. Между тем, положение Урала становилось все тревожнее - в Сибири скоплялись силы белогвардейщины, а на Урале уже проявляли себя появившиеся чехословацкие банды.

Рабочие вооружались, составляя отдельные отряды, которые ухо­дили отражать чехословаков.

Создавалась военная обстановка работы - Урал находился под определенным ударом колчаковщины.

При всех указанных условиях работы тех дней, в апреле месяце т. Иванченко Василий Алексеевич был назначен губисполкомом на­чальником милиции и комиссаром по охране города Перми. В первую же неделю его службы Пермская губернская Чрезвычайная комиссия передала тов. Иванченко как начальнику милиции поднадзорного Михаила Романова со строжайшим наказом от губисполкома и от ЧК «хранить Романова как зеницу ока» - среди руководящих товарищей постоянно мелькала мысль о возможности побега Михаила.

Приняв под свой надзор Романова, т. Иванченко несколько изме­нил его режим. Первое время жизни в Перми Михаил Романов пользо­вался относительной свободой, являясь в Чрезвычайную комиссию лишь раз в неделю для регистрации. Теперь же т. Иванченко заставил являться Романова и его секретаря Джонсона три раза в неделю для отметки в журнале милиции. Не довольствуясь этим, т. Иванченко ча­сто заходил к своему поднадзорному и часто не заставал его дома. На вопрос его: где Михаил Романов? - Отвечали: ушел гулять.

Т. Иванченко овладевала неотвязная мысль о полной возможности побега Михаила.

- А все-таки он у меня может убежать, - говорил он себе.

В конце мая часов в 9 вечера к т. Иванченко, который занимался один в своем кабинете в управлении милиции, вошла дама «шикарно одетая», по словам т. Иванченко, которая просила повидаться с комис­саром.

- Я самый, - отвечал ей т. Иванченко.

«Ей, по-видимому, очень уж подозрительным показалось, какой это я такой комиссар?» - рассказывает т. Иванченко.

Обращаясь к «комиссару», вошедшая дама заявила, что она жена Михаила Романова и просит разрешить погулять с ним, конкретно не указывая места назначенной прогулки.

Т. Иванченко в просьбе отказал, указывая на то, что Романов поль­зуется свободой и ходит куда хочет.

Но в этот же вечер т. Иванченко окончательно решает вопрос о не­обходимости избавиться от Романова так или иначе и делает в губ- исполком заявление, пробуя натолкнуть исполком на мысль об окон­чательном избавлении от Романова.

Губисполком в целом категорически отрицает предложение т. Иван­ченко (кроме его председателя т. Сорокина В.).

Тов. Иванченко на этом не успокаивается, он говорит об этом неко­торым ответственным работникам, в том числе тов. Мясникову Гаври­илу Ильичу.

Т. Мясников, выслушав Иванченко, обещал ему во что бы то ни стало решить вопрос о Романове, в связи с тем, что Уралу угрожает уже явная опасность в самом недалеком будущем.

В первых числах июня месяца т. Мясников встречает в управлении Мотовилихинской милиции т. Иванченко и говорит ему:

- Из-за тебя дело стоит. План покражи Михаила Романова готов, остается обсудить дело практически.

Затем тов. Мясников звонит управляющему Мотовилихинского электро-театра «Луч» тов. Маркову, вызывая его в милицию.

Марков вскоре явился, и здесь состоялось первое совещание трех лиц - Мясникова, Иванченко и Маркова - о создании плана похище­ния Михаила Романова. Намеченный ими план выполнить втроем не представлялось возможным. Поэтому по рекомендации т. Иванченко был приглашен еще т. Жужгов Николай, служивший в Мотовилихин­ской милиции, по рекомендации Маркова пригласили Ивана Колпа- щикова.

Марков предложил перенести дальнейшее совещание в кино «Луч», т. к. в милиции их могли слышать, но и в конторе кино было небезопа­сно, поэтому все пятеро забрались в будку кино.

Здесь уже происходило окончательное распределение ролей при осуществлении намеченного плана.

Вечером 12 июня 1918 года товарищу Жужгову, как служащему в милиции, было поручено достать два крытых фаэтона с надежными лошадьми, в которых все участники заговора отправлялись в Пермь.

Доехав до управления Пермской городской милиции, лошадей по­ставили во дворе, а сами ушли в управление милиции. Здесь в заговор был посвящен т. Дрокин, помощник товарища Иванченко, которому было поручено дежурство у телефона тов. Иванченко (как начальника милиции), чтобы в случае тревоги задержать выезд конницы, находя­щейся в распоряжении милиции, которой пользовалась ЧК при по­добных обстоятельствах.

Здесь же план похищения Михаила был окончательно конкретизи­рован.

Решено было явиться в номера Королева (куда был переведен Рома­нов, занявший комнаты под номером первым и вторым) к 11 часам ве­чера; предъявить ему документ, подписанный т. Малковым (в то время Малков был председателем губернской Чрезвычайной комиссии), о срочном выезде Романова из Перми по указанию лиц, предъявивших мандат.

В случае, если Романов откажется ехать, брать его силой.

После принятого решения Мясников и Марков ушли в ЧК готовить фиктивный мандат на право ареста Михаила от имени и за печатью губернской Чрезвычайной комиссии. Марков сам сел печатать мандат.

В это время в комнату вошел товарищ Сорокин, председатель губ- исполкома. Он, по-видимому, догадался, в чем дело, рассмеялся и ушел.

На заготовленном мандате была подпись товарища Малкова и при­ложена печать Чрезвычайной комиссии.

К указанному времени Мясников ушел пешком к «Королевским но­мерам» (последний дом на левой руке по Сибирской улице у реки Камы), а тт. Иванченко, Жужгов, Марков и Колпащиков сели по два в каждый фаэтон и в свою очередь поехали туда же.

Лошади остановились у парадного подъезда номеров.

Жужгов и Колпащиков, правившие лошадьми, поспешно соскочи­ли с козел и направились вверх по лестнице к комнате под № 1, где жил Романов. Иванченко и Марков остались у лошадей. Тут же по панели около дома ходил Мясников. Пройдя с Жужговым одну лестницу, Кол- пащиков дальше не пошел, а сел на диванчик рядом со швейцаром, ко­торый стал спрашивать, зачем они сюда пришли. Колпащиков отвечал:

- К Михаилу Романову.

«Минут через десять я услышал крупный разговор. Неизвестное лицо говорило, что Романов болен и идти не может. Жужгов же наста­ивал, требовал, чтобы Романов одевался», - рассказывает Колпащи­ков.

В это время поспешно спустились с лестницы к телефону два чело­века, которые стали звонить в управление милиции, в Чрезвычайную комиссию.

(Это были телохранители Романова; один из них матрос, другой хо­дил в штатском, как говорят, бывший жандарм из Гатчины.)

Колпащиков выбежал на улицу и заявил товарищам, что происхо­дит скандал, т. к. Романов не идет.

Действительно, Романов отговаривался, требуя вызвать по телефо­ну «Малькова *».

Мясников послал на помощь Жужгову Маркова Андрея; сам поспе­шил уйти. Вооруженный бомбой («коммунистом») и наганом Андрей Марков вместе с Колпащиковым вошли в помещение Романова.

Между тем Жужгову уже удалось путем угроз заставить Романова одеваться, но последний все еще продолжал упорствовать, не шел, ссылаясь на болезнь, и требовал то доктора, то «Малькова»...

Вооруженный Марков, видимо, произвел на Романова впечатление. Михаил стал поспешно собираться, спрашивая, не нужно ли брать ве­щей и какие вещи.

Но Марков отвечал ему:

— Вещи ваши возьмут другие.

После этого Романов попросил взять с собой своего личного секре­таря Джонсона.

Ввиду того, что об этом обстоятельстве дела была договоренность между всеми участниками дела, Марков не стал возражать. Михаил накинул на себя плащ и вышел из номера, сопровождаемый Джонсо­ном. С ними шли Жужгов, который все время вел Романова, Колпащи- ков и Марков. Когда Михаил вышел на улицу, с ним случился обморок, он упал на колени, его подняли и посадили в первый фаэтон. Туда же сел рядом с ним т. Иванченко, на козлы вскочил Жужгов.

На второй лошади поехали Марков с Джонсоном. Правил лошадь­ми Колпащиков.

Погода стала пасмурная, стало совершенно темно - шел дождь.

Лошади тронулись, завернули по Торговой улице и понеслись по направлению к Мотовилихе по тракту.

Между тем швейцар номеров Королева и «телохранители» Романо­ва все еще звонили по телефону в милицию и чека.

С распоряжениями Чрезвычайной комиссии выходила какая-то непонятная заминка, - не могли собрать конницу, не было начальст­ва и т. д. - это товарищ Дрокин делал свое дело, выжидая условное время, когда похитители Романова должны были быть уже за чертой города.

После этого сам Дрокин звонит в чека о том, что Михаил убежал и что погоню следует направить по Казанскому и Сибирскому трактам (т. е. как раз в обратном направлении маршрута похищенного Романо­ва)... К этому времени оба фаэтона подкатывали уже к Мотовилихин­скому заводу.

Внутри фаэтонов происходило следующее. Ехавший с Марковым во втором фаэтоне секретарь Романова Джонсон знал, чем должна кончиться их поездка, - сопровождавший его Марков все время дер­жал наготове заряженный револьвер. Он вел себя спокойно и говорил Маркову:

- Зачем вам расстреливать меня? Богатством я не обладаю, живу на жаловании. Есть у меня одна лишь старуха-мать.

Романова Михаила также расстреливать не за что. Он человек ли­беральный, его любит народ.

Когда стали подъезжать к Мотовилихе, он спросил Маркова, куда их везут.

Марков отвечал, что на поезд, который стоит на разъезде, - там, в особом вагоне, их отправят дальше.

Но затем Марков отказался отвечать на вопросы.

Впереди на расстоянии нескольких саженей ехал Михаил Романов.

Узнав т. Иванченко, сидевшего с ним рядом, Михаил успокоился - Иванченко всегда относился к нему предупредительно, когда он при­ходил к нему в управление милиции, и Михаил считал его своим непо­средственным начальством. Когда оба экипажа поднялись на город­ские «Горки», Иванченко остановил лошадей, вышел из фаэтона и прислушался, нет ли погони, - но ничего не было слышно.

Стало еще темнее, по-прежнему шел дождь. Когда подъехали к Мо­товилихе, Романов вдруг спросил:

- Неужели меня сегодня расстреляют?!

Его тревожило, главным образом, присутствие Жужгова, на кото­рого он и указал т. Иванченко. Но Иванченко стал его успокаивать, рассказывая всю дорогу о том, что Перми грозит опасность в связи с наступлением белогвардейцев, что возможны восстания, неоргани­зованные выступления массы и т. д.

- Не помню еще какую чепуху я говорил ему, - рассказывает т. Иванченко.

В ответ на все эти речи Михаил крепко жал руку т. Иванченко и говорил ему:

- Знаешь, начальник, если только я спасусь, я засыплю тебя золо­том и богатством.

В то же время Михаил вынул записную книжку и в темноте записал себе на память фамилию Иванченко.

Проехав Язовую (район Мотовилихи), около керосинового склада свернули направо по дороге в лес...

Раздалась команда: стой!

Не успел Иванченко попросить Романова выйти из экипажа, как раздался выстрел.

Это т. Марковым был убит наповал выстрелом в висок секретарь Джонсон, по требованию Маркова вышедший из фаэтона. Колпащи- ков тоже стрелял, но курок его дал осечку, застрял патрон.

Испугавшись выстрелов, лошадь Иванченко понесла в глубину леса, Иванченко бросился за ней.

В то же время Жужгов выстрелил в Михаила Романова, но только ранил его.

Раненый Михаил бросился с распростертыми руками к Джонсону и, желая с ним проститься, кричал:

- Разрешите проститься с ним.

В это время Марков в упор на расстоянии сажени дал второй вы­стрел. - Романов был убит.

Вернулся из лесу Иванченко и, желая удостовериться, что все по­кончено, при свете электрического фонаря увидел лежащих Романова и его секретаря.

Вскоре начало светать.

Остерегаясь, чтобы не заметили большую группу людей с двумя экипажами, участники дела забросали трупы убитых прутьями, хво­ростом и уехали обратно в Мотовилиху.

Там в управлении милиции обсудили, когда и как зарыть трупы.

Решили, что на следующую ночь Жужгов и Колпащиков должны выкопать ямы на три сажени приблизительно глубины, сложить в них трупы и засыпавши, заложить дерном вровень с землей... Так и сде­лали.

На следующий день, т. е. 13 июня, как только тов. Иванченко явился на службу в управление милиции, ему подали рапорт о побеге Михаи­ла Романова.

Все сотрудники были взволнованы. Губчека была вся на ногах.

В рапорте были указаны все обстоятельства похищения Михаила и принесена жалоба на тов. Дрокина Василия Андреевича, который в то время как дана была тревога и конница милиции начала уже выезжать, Дрокин задержал ее, ссылаясь на то, что он не может без начальника дать распоряжение о выезде конницы.

Таким образом, действительно, благодаря дежурству т. Дрокина, удалось предотвратить погоню.

На другой день губчека уже знала настоящее положение дел. Но это не мешало ей, однако, вести дело своим путем, в результате которого были арестованы родственники и «телохранители» Романова и преда­ны суду как соучастники побега Михаила. В первые же дни похищения Михаила Романова в Перми и Мотови­лихе стали ходить разные слухи. Говорилось о том, что Романова похи­тили какие-то офицеры, но какие и кто - неизвестно. (Этот слух пу­стил заведующий номерами, который принял Маркова Андрея за офи­цера, т. к. ему показались нашивки на рукаве у Маркова, какие носили раненые офицеры; кроме того, у Маркова на левой руке были часы).

Со стороны красногвардейцев шли слухи, что похищение Романова совершили белогвардейцы; даже в самой партийной организации раз­носились слухи о том, что Романова похитили ответственные работ­ники - коммунисты, подкупленные белогвардейцами. Рабочие брани­ли Чрезвычайную комиссию, у которой «из-под носа» украли Романо­ва, и т. д. Слухи все росли.

На третий день похищения Романова Мясников вновь созывает всех участников дела в управление Мотовилихинской милиции и со­общает следующее: ввиду того, что в Перми идут различные толки о побеге Романова, что взбунтовалась не только обывательская масса, но и рабочие, - необходимо вырыть трупы и подкинуть их на Егошихе (местность между Пермью и Мотовилихой) или к «Королевским номе­рам» обратно.

Мясников основывался на том, что масса считает Михаила похи­щенным и живым и белогвардейщина может воспользоваться ходя­щими слухами и восстановить сибирским царем какого-нибудь белог­вардейца, назвав его Романовым. Мясников объяснял, что таким пу­тем - подкинув трупы - можно заставить замолчать обывательщину и успокоить рабочих.

Т. Иванченко категорически запротестовал. Также и Марков серь­езно убеждал товарищей не делать этого. Марков говорил, что такая политика для нас недопустима, т. к., во-первых, здесь замешан англий­ский подданный секретарь Романова Джонсон, и это грозит последст­виями; во-вторых, на похороны съедется вся белогвардейщина, и у нас создастся обстановка, при которой возможно будет восстание.

После этого Мясников не стал возражать, остальные же поддержи­вали Иванченко и Маркова.

- Но неизвестно, чем бы кончилось дело, если бы Мясников знал место, где скрыты тела похищенных. Но дело в том, что никто из участ­ников дела не согласился указать местность Мясникову, - заканчивает свои показания т. Иванченко.

Вскоре в Москву ездил т. Туркин, который, будучи в курсе дела, до­кладывал Свердлову Я. М о происшедшем. Мясников также, будучи в Москве, как непосредственный участник дела информировал о со­вершенном факте убийства Романова.

Свердлов послал привет остальным участникам дела, вспоминая 1906 год, когда он жил во времена подпольной работы у т. Иванченко в продолжении трех недель.

* * *

Расправившись в силу сложившихся обстоятельств с Михаилом Ро­мановым, рабочие Мотовилихи не успокоились. Та же группа задума­лась над существованием в то же время в Екатеринбурге самого Нико­лая Романова.

Составив план похищения Романова, группа рабочих поставила в известность о своем намерении Чрезвычайную комиссию в Екатерин­бурге, предлагая свои услуги...

Но в ответ на это рабочие Мотовилихи получили обещание в самом недалеком будущем решить самим вопрос о Николае Романове в офи­циальном порядке.

Через месяц этот вопрос, взволновавший областной Совет рабочих депутатов, был решен окончательно, и в середине июля, в ночь с 16 на 17-е число, Николай был расстрелян.

Только тогда, когда Урал стал могилой Романовых - старейших вра­гов рабочего класса России, - успокоились рабочие не только Мотови­лихи, всего Урала, но успокоились рабочие всей России

Архивная коллекция В. С. Колбаса (г. Пермь). Д. 39. Л. 22-29. Автограф.

РГАСПИ. Ф. 70. Оп. 2. Д. 266. Л. 357-367. Копия; Скорбный путь Михаила Романо­ва: От престола до Голгофы: Документы, материалы следствия, дневники, воспо­минания / Сост. В. М. Хрусталев, Л. А. Лыкова. Пермь: «Пушка», 1996. С. 149-158.