ГЛАВА 7

«Крепость Силезия». Заодерская операция

В конце января РККА захватила плацдармы за Одером. Столица Третьего Рейха находилась, казалось бы, на расстоянии вытянутой руки. Фронту Жукова оставалось до Берлина каких-то 70 километров – пара дней наступления в хорошем темпе. Фронту Конева и входившим в него уральцам понадобилось бы идти дольше, но и здесь речь шла о глубине одной крупной операции. В конце концов, только что за пару недель два фронта прорвались на 500 километров в глубину – можно было подумать, что еще один такой удар – и Третий Рейх просто развалится. Впоследствии не только журналисты, но и некоторые советские генералы утверждали, что был упущен шанс окончить войну раньше и поднести фюреру заветный пистолет с одним патроном еще в феврале.

Однако все было не так просто. Советские войска вырвались очень далеко вперед. В территорию, занятую нацистами, был вбит клин, и края этого клина находились под угрозой. Рейх еще сохранял достаточно боеспособных сил, чтобы создать крупные проблемы наступающим. Настоящую опасность вермахт представлял не тогда, когда его солдаты сидели на чердаках, стискивая фаустпатроны, а в момент, когда танковые и моторизованные дивизии сами вели наступления, пытаясь захватывать в котлы советские и союзные части. Эти челюсти конвульсивно сжимались до самого конца апреля 1945 года, и недооценивать угрозу было глупо и опасно. Поэтому февраль и март советские войска на главном направлении провели в жестоких сражениях на флангах. С одной стороны, им требовалось расчистить фланги 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов и взять под контроль территорию, с другой – уничтожить немецкие войска, на которые немцы могли бы рассчитывать в битве за Берлин.

На немецкой стороне прекрасно понимали, что речь идет о скором и полном развале Рейха. На излете Висло-Одерской операции начальник генерального штаба сухопутных сил Рейха Хайнц Гудериан прямо заявил Риббентропу и Гитлеру, что война проиграна. Несколько дней спустя рейхсминистр вооружений Альберт Шпеер подал Гитлеру докладную записку, где этот же тезис раскрывался через конкретные цифры военного производства[1]. Однако нацисты до последнего планировали оттягивать финал драмы. 1944 год был пиковым для Германии по масштабам военного производства, 1945-й – по темпам мобилизации, и на остатках накопленных запасов немцы могли продолжать войну в полную силу еще несколько месяцев. Поэтому сражения февраля и марта 1945 года не потеряли в ожесточенности.

Нижняя Силезия

В ночь на 5 февраля 10-й гв. танковый корпус сдал свой участок фронта под Штейнау и вышел в новый район для участия в операции, которая в послевоенной литературе именовалась Нижне-Силезской. В оперативных документах фронта ее объединяли с последующей Верхне-Силезской в единую Заодерскую операцию. Общая задача состояла в том, чтобы прикрыть южный фланг фронта маршала Конева, выбить немцев из района Лигница и Глогау, продвинуться в сторону Коттбуса и в итоге – встать перед Берлином вровень с 1-м Белорусским фронтом Жукова. В рамках этой же операции войска полностью блокировали Бреслау, но столица Силезии осталась далеко на юго-востоке, и к нашему повествованию события вокруг этого города не относятся. Конева манил Берлин, и первоначальные планы маршала вообще предусматривали прорыв непосредственно в неприятельскую столицу. Этот план был очевидно нереалистичным, но задача 4-й танковой армии все равно была поставлена на большую глубину – как минимум, до Коттбуса. Уральцы в рамках этого наступления наступали на города Форст и Зорау[2]. То есть от них требовался прорыв на запад-северо-запад в таком же стиле, как в Висло-Одерскую операцию. Уральцам предстояло сначала наступать бок о бок с пехотой, а затем переходить к самостоятельным действиям. Корпус сосредоточился строго к востоку от Любена, который до сих пор оставался у советских войск в этом секторе бельмом на глазу.

Бои под Штейнау, как уже сказано, привлекли внимание Берлина. Если в конце января немцы полагались на рыхлую смесь из запасных частей, тыловиков, отдельных дивизионов артиллерии, а также ополчения тех, кто еще мог ходить и тех, кто уже мог ходить, то теперь разведка доносила о солидной группировке вокруг Любена в составе подразделений дивизий «Герман Геринг» и «Бранденбург», моторизованных частей и регулярной пехоты. Взлом этих позиций должен был стать серьезным вызовом. Вдобавок скверная февральская погода приковала к земле авиацию.

Немцы сами несколько облегчили работу русским. В частности, дивизия «Герман Геринг» – пожалуй, самое мощное формирование в рядах немецких войск в этом секторе – даже в день наступления продолжала безуспешные, но старательные атаки на плацдарм.

8 февраля 1945 года началась наступление на Силезию. Пермская 62-я гв. танковая бригада к этому моменту имела приличный танковый кулак – 39 боевых машин – и всего 120 штыков в мотострелковом батальоне. Классическая проблема РККА последней кампании войны состояла в том, что техникой части были укомплектованы очень прилично, но людей в пехотных частях недоставало. По сути, батальон мотострелков пермской бригады тянул на хорошо укомплектованную роту.

Как бы то ни было, наступление стартовало. Первые сутки не принесли серьезного успеха Молотовской бригаде и всему корпусу. Немцы крупными силами оборонялись на хорошо обустроенных позициях. Наступление шло трудно и медленно. Началась оттепель, и на плохую проходимость жаловались даже уральцы с их тридцатьчетверками. 9 числа пермяки очистили Обер. Однако все это были довольно ограниченные результаты. Скромные успехи уральцев в новом наступлении привели к смене направления удара. Корпус сманеврировал и вышел на маршрут 6-го корпуса, наступавшего по соседству. Уральцы обошли Любен с юга. Кроме того, общее недовольство командования темпами наступления привело к кадровым перестановкам. Полковник Чупров был отстранен от командования, на корпус вернулся его старый командир, генерал Евтихий Белов. Однако маневр принес успех: пермская и челябинская бригады резко сместились влево, а затем ударили на север, на соединение с бригадами 6-го гв. мехкорпуса. В результате части «Бранденбурга», «Германа Геринга» и 20-й танко-гренадерской дивизий противника оказались в локальном котле.

10 февраля пермская бригада вела очень ожесточенные бои. За день было потеряно 6 танков сгоревшими. Однако за первые два дня немцы оказались вымотаны, а смена направления удара принесла успех: пермяки обошли наиболее прочный узел сопротивления, и теперь речь шла об уничтожении прорывающихся из котла отрядов. Избиением прорывающихся на запад окруженцев занимались главным образом челябинцы. Впрочем, заслоны на дороге были тонкими, и значительная часть немцев вырвалась из окружения. «Значительная часть» не значит «все»: среди прочего на растерзание Молотовской бригаде досталась инженерная рота, застигнутая приотходе и уничтоженная в полном составе.

Пермская бригада вместе с мотострелками составила передовой отряд и вела наступление на северо-запад, к Шпротау – по дороге к реке Бобер. Некоторая ирония момента состояла в том, что недавно окруженные части немцев по почти параллельному маршруту стремились успеть к тому же самому Шпротау.

В последующие дни бригада маневрировала, обходя узлы сопротивления немцев и пытаясь нащупать слабые места в их редутах. Идеальной атаки, как это было на Висле, в Силезии не получилось: немцы заставляли буквально продираться через свои позиции, щедро осыпая русских контратаками. К 14 февраля Молотовская бригада опасно сточилась в боях: в строю оставалось только 17 танков, а мотострелковый батальон просел всего до 19 активных штыков[3]. Для танков осталось по 0,5 боекомплекта. Другие части корпуса и армии также были основательно потрепаны. Однако Лелюшенко продолжал наступление. Это не было пустой блажью: вермахт, в свою очередь, находился в критическом положении. К тому же бои шли в промышленном регионе. Возможность дотянуться хотя бы пальцами до заводов провоцировала на дальнейшие атаки. 14 февраля Молотовская бригада захватила завод «Фокке-Вульф» с разнообразным оборудованием, 60 ценнейшими станками и 23 самолетами в сборке[4]. С точки зрения стратегических соображений это уже само по себе окупало усилия. В тот же день 6 танков пермской бригады с автоматчиками на броне вырвались к реке Нейсе – последнему крупному природному рубежу перед Берлином. За день до этого пал и один из ключевых городов по дороге – Зорау. Еще один городок, Теплитц, был взят отдельной ротой при штабе Уральского корпуса. Город взяли исключительно дерзкой атакой: 4 танка и 3 БТР с мотострелками уральцев внезапно ворвались в город, где как раз шла разгрузка эшелона. Первыми выстрелами подбили паровоз, после чего перестреляли или пленили всех, кто пытался оказывать сопротивление. Окончательно Теплитц был зачищен подошедшим батальоном пермской танковой бригады.

Сражение достигло кульминации.

Однако в последнее усилие 4-я танковая армия вложила слишком много энергии. Армия буквально пальцами дотянулась до реки, притом что на флангах армии накапливались отброшенные части немцев. Пермская бригада дошла до Нейсе, но форсировать реку ей было уже почти некем. В документах бригады активные штыки пехоты и танки за эти дни учитываются в буквальном смысле поштучно, а нехватка боеприпасов дошла до критического уровня.

Хуже всего было то, что 4-я танковая армия оторвалась от пехоты 13-й армии, совместно с которой начала наступление. Возникший зазор использовал противник. 14 февраля немцы нанесли удар по сходящимся направлениям с целью отрезать вышедшие за Бобер части 4-й танковой армии. В тот самый день, когда пермяки обживались на захваченном авиазаводе и в бинокли рассматривали противоположный берег Нейсе, у них за спиной сомкнулись клинья немецких ударных группировок. Коммуникации Уральского корпуса и вообще основных сил армии были перерезаны восточнее Зорау.

Хаоса и паники, однако, не началось. РККА 1945 года серьезно отличалась по уровню боеспособности от себя же прежних лет. Костяк двух немецких корпусов, замкнувших кольцо, сам состоял из побитых всего несколько дней назад дивизий, включая окруженцев, пробиравшихся лесами из котла. Пермская бригада просто заняла оборону в районе Теплитца, вела разведку и перестреливалась с немцами через Нейсе. За 16–18 февраля пермяки не имели потерь. Однако боевые возможности Молотовской бригады опустились до низшей точки: 7 исправных танков и 21 человек в мотострелковом батальоне. Чуть-чуть смягчали нехватку людей освобожденные пленные: уже 18 февраля только что получивших свободу солдат поставили под ружье и отправили в дозор.

Вероятно, именно из-за такой слабости пермская бригада и размещавшиеся рядом мотострелки 29-й гв. мотострелковой бригады, по сути, пропустили бои по деблокированию собственной танковой армии. В штабах бушевали бури, Лелюшенко предложил развернуть вообще все силы армии, чтобы прочно занять район Зорау. Однако это предложение не встретило одобрения у Ставки. Основную работу по расчистке тылов армии выполнили 6-й мехкорпус и свердловская 61-я гв. танковая бригада уральцев. Молотовцы провели эти дни в глухой обороне, только два танка, возвращавшиеся из ремонта, были подбиты под Зорау.

На этом участие пермских частей в Нижне-Силезской операции фактически окончилось. 22 февраля 6-й гв. мехкорпус и Уральский танковый сдали позиции стрелкам 13-й армии.

Итог этого наступления выглядел двойственно. С одной стороны, задачи, изначально поставленные маршалом Коневым, не были выполнены и близко. Не был достигнут не то что Берлин, но и Эльба, к которой изначально стремились, или хотя бы Коттбус, промежуточная цель наступления. Для пермской танковой бригады это наступление далось тяжело. 56 солдат и офицеров погибли, 131 человек был ранен, бригада потеряла 21 танк[5]. Это высокие потери, если вспомнить, что в начале наступления она располагала 29 танками, а ее общая численность после вывода из боя составила 887 человек[6]. Наиболее тяжелые потери понесли автоматчики бригады, которых к концу сражения можно было называть батальоном разве что в виде злой иронии. Однако войска вышли к Нейсе на широком фронте, а сама по себе Силезия – экономически значимый район. Если для РККА эта операция обернулась скромным продвижением при чувствительных потерях, немцам не в чем было искать утешения. Пермская бригада взяла 267 пленных, претендовала на уничтожение 1710 немецких солдат и вдобавок подтвердила старую истину, что танк в чужом тылу – лучшее средство противовоздушной обороны: на аэродромах и заводах было захвачено 38 боевых самолетов[7]. Немцы до последнего пытались увести с полевого аэродрома хотя бы часть авиации, но взлетная полоса еще до подхода танков была взята под обстрел минометчиками молотовского 299-го полка Василия Зыля, так что улететь с аэродрома у немецких авиаторов не получилось.

Кстати, по итогам первых боев в Силезии в пермской бригаде поэкспериментировали с навариванием на танки металлических сетей и листов котельного железа против фаустпатронов. Итоги оказались разочаровывающими: новую противокумулятивную защиту испытали и сделали очевидный вывод, что пользы от нее никакой нет.

Уральские танкисты получили ровно такой перерыв в боях, чтобы его хватило для восстановления боеспособности. Во второй половине марта войскам 1-го Украинского фронта предстояло провести наступление на другой стороне Силезии, под Оппельном. Для 4-й танковой армии это означало, что ей снова предстоит действовать на самом острие удара.

Верхняя Силезия

На сей раз план Конева не содержал никакой гигантомании, напротив, речь шла о сугубо локальной операции. На фоне предыдущих операций левый фланг 1-го Украинского фронта сильно отстал от правого. Фронт Конева настолько растянулся, что это уже обеспокоило Ставку. Там обоснованно опасались, что такая ситуация может создать проблемы уже на Берлинском направлении: слишком много сил придется отправить на прикрытие фланга. Конев согласился, что проблема существует, и разработал план атаки против сил вермахта в этом районе. Благо, в районе Оппельна немцы имели выступ, вдающийся в советские построения почти под прямым углом. Фронт шел от Гротткау до Оппельна строго с запада на восток и резко сворачивал с севера на юг. Так что общие контуры плана были очевидны при простом взгляде на карту: предстояло срезать выступ ударами с севера на юг и с востока на запад. Уральский корпус вместе с 4-й танковой армией ехал на северный фланг этого сражения, чтобы составить западную стенку «прямоугольника».

Пермская бригада в начале марта приводила себя в порядок и занималась боевой подготовкой в районе Лойбуша (нынешняя Любша в Опольском воеводстве Польши). Комбрига, полковника Денисова, беспокоила главным образом укомплектованность вооружением. От 65 танков по штату после тяжелых боев в междуречье Одера и Нейсе не осталось и следа. Бригада даже после ремонта техники, которую было возможно отремонтировать, имела только 17 танков.

3 марта командующий бригадой полковник Денисов попал в автокатастрофу. В пургу командирский «виллис» рухнул с поврежденного взрывом моста. Ехавший в той же машине сержант погиб, а комбриг и еще четверо человек попали в госпиталь. Денисов сбежал из госпиталя буквально через пару дней, но травмы никуда не делись, и в Силезии полковник так и командовал бригадой покалеченным. В остальном две недели прошли спокойно. Молотовская бригада получила четыре маршевых роты пополнения из запасных полков в Горьком и Нижнем Тагиле. Из тех же городов 4 марта прибыло 32 новеньких тридцатьчетверки[8]. Техника прибыла в отличном состоянии, новоприбывшие офицеры подготовлены хорошо, а вот подготовка остального пополнения оставляла желать много лучшего. Новые мехводы имели всего по 6–20 часов практики (и менее часа вождения ночью), командиры орудий – имели по 6–9 выстрелов. Главное достоинство состояло в том, что, как кисло констатировали штабисты пермской бригады, «прицелом пользоваться могут». Боевой опыт в качестве танкистов имело только 9 человек из состава пополнения. На стрельбах больше половины наводчиков сначала отстрелялось посредственно[9]. Понятно, что с «бригадой троечников» штурмовать Силезию не имело смысла. Остаток короткого перерыва Молотовская бригада посвятила интенсивному дообучению и тактическим занятиям. Стрельбы велись каждый день. В это время начштаба подполковник Макшаков ездил к передовым на рекогносцировку. Срок перехода в наступление подступал. Времени на подготовку оставалось не так уж много, и требовалось использовать его наилучшим образом. Комбриг Денисов старался дать понимание своего маневра каждому, от кого зависел ход боя. Поэтому 12 марта, когда он выехал на рекогносцировку немецкого переднего края, с ним отправились командиры не только батальонов и рот, но даже взводов, отдельных танков и механики-водители. Перед наступлением в пермской бригаде отработали также наступление ночью. Ночные действия вообще были коньком молотовцев, и Денисов с Макшаковым не упускали случая лишний раз устроить тренировку в темное время суток.

К середине марта 62-я гв. танковая бригада собралась под Гротткау, на самом северо-западном углу оппельнского выступа. Она находилась в неплохом состоянии. Батальон автоматчиков имел 220 активных штыков, имелось 42 боеготовых танка, имелись налицо 6 минометов и 4 легких орудия. Вдобавок перед атакой Молотовскую бригаду крайне серьезно усилили. В дополнение к имеющейся технике пермяки получили для поддержки две роты тяжелых танков ИС-2 (10 машин), батарею в 5 самоходок СУ-76 легкого самоходно-артиллерийского полка, 2 мощных 100-мм пушки, 12 автоматических пушек зенитно-артиллерийского полка и по дивизиону 120-мм орудий[10] и реактивных «Катюш». Кроме того, пермякам придали саперную роту и взвод противоминных танков-тральщиков. Это беспрецедентное усиление, но и задачу предстояло выполнять не самую простую – пермяки не входили в прорыв, а проделывали его самостоятельно в качестве ударной силы корпуса. Вместе с 62-й гв. танковой в первом эшелоне стояла 29-я гв. мотострелковая бригада. Именно на них возлагались все надежды в первом ударе.

Однако советские войска имели преимущество в этой операции. РККА владела инициативой и могла позволить себе резко менять направления ударов. Угадывание направления нового удара оказывалось для немцев смертельно опасной азартной игрой. Хотя немцы в начале марта уже имели смутные сведения о готовящемся наступлении, появление у Гротткау танковой армии оказалось для них полной неожиданностью.

15 марта началась вторая часть выступления уральцев в Силезии. Пермская бригада атаковала в направлении шоссе, ведущих на город Нейсе. Немцы сопротивлялись упорно, и в первый день продвижение было умеренным. Противник отстреливался в том числе из тяжелых орудий с прямой наводки. К тому же «генерал Грязь» на сей раз «предал»: танки постоянно вязли в раскисшей почве, а пути, по которым можно было проехать, были плотно заминированы. Немцы в соответствии со своей обычной тактикой легко оставили передний край, но упорно защищали рубежи в глубине. Молотовцы овладели тремя городками неподалеку от исходных позиций, но дальше наступление забуксовало. Потери в дневном бою были тяжелейшими. Бригада потеряла 20 (!) танков – по 10 подбитыми и сожженными, погибли 33 человека[11]. Свои заявки на уничтожение бронетехники противника достаточно скромные – 9 танков и САУ, что может косвенно свидетельствовать об их реалистичности.

В первый день молотовцы прошли несколько километров, но это, конечно, было не совсем то, чего хотелось бы. Тому имелось несколько причин. С одной стороны, своя артподготовка оказалась недостаточно эффективной, подавить немецкую оборону удалось не полностью. Авиация не очень активно работала из-за плохой погоды: авиаторы сделали намного меньше вылетов, чем планировалось. Наконец, распутица сковала маневр, для немцев строительство обороны вдоль дорог было сравнительно простым занятием. Высокие потери пермской бригады были отмечены даже на уровне армейских документов[12]. Однако 45-я пехотная дивизия вермахта, атакованная в этот день, также находилась откровенно не в лучшем состоянии. Централизованное управление было утрачено, фронт практически прорван.

Следующий день стоил молотовцам почти так же дорого: 28 убитых, 7 танков. У мотострелков 29-й бригады также были тяжелейшие потери (десятки убитых и раненых в каждом батальоне). Однако этой ценой были последовательно взяты опорные пункты в Вальдау, Шварценгруд и Гросс-Бризене. Фронт немецкой обороны был взломан – и неожиданно обнаружилось, что за первыми редутами нет никаких сил, которые могли бы сорвать наступление. «Блицкриг» в советской редакции снова начал набирать обороты.

Молотовская бригада батальоном автоматчиков и саперами форсировала реку Нейсе с запада на восток и захватила плацдарм. Через реку тут же навели понтонный мост, по которому на восточный берег пошли танки. 16 марта в журнале боевых действий появилась запись «противник дрогнул». Немцы отчаянно контратаковали, но успеха не имели. 17 марта стало днем перелома: в этот день потери Молотовской бригады упали до 1 танка и двух человек погибшими, притом что за день удалось преодолеть Нейсе и занять сразу несколько деревень в глубине обороны немцев у Фридланда. Темп операции стремительно нарастал. Несколько тяжелее в этот день были потери мотострелков 29-й гв. мотобригады – 9 человек убитыми (зато было взято 46 пленных)[13]. Вермахт продемонстрировал впечатляющие усилия в обороне, но сил для того напряжения хватило на пару дней. В этот момент Молотовская бригада сместилась на восток, к Фридланду, а наступление на юг повела в основном свердловская бригада, которую выдвинули из второго эшелона. Так, 18 марта Молотовская бригада не потеряла ни одного человека убитым, а противостоящие немецкие части были просто сняты с доски. Авангарды 4-й танковой армии шли, конечно, не сквозь пустоту, но это был чистый прорыв.

На немецкой стороне лихорадочно собирали группировку для контрнаступления. Это, конечно, уже было во многом «посмертное лечение». Парировать советское наступление собрались в момент, когда его основные цели уже были почти достигнуты. Однако сражение продолжалось. Контрудар по советской 4-й танковой армии нанесли 19-я и 20-я танковые и 10-я танкогренадерская дивизии и части усиления. Правда, уральцев это касалось не в первую очередь. 10-й гв. танковый корпус оказался на внутреннем фронте окружения. Однако, вероятно, некоторая часть этих резервов успела добраться даже до позиций Молотовской бригады. 16 марта пермяки среди прочей техники сожгли «Пантеру» – у пехоты немцев таких танков не было, зато они имелись в 19-й танковой дивизии вермахта, чьи части первыми прибыли к полю битвы. Возможно, какие-то небольшие части этой дивизии как раз и успели лечь под каток Молотовской танковой бригады.

Уральский корпус очень экономно расходовал силы. В первые дни наступали, по сути, только молотовцы и мотострелковая бригада. Однако во второй половине 16 марта в сражение включились свердловчане. 17 марта 4-й танковой армии присвоили звание гвардейской. В тот же день армия подтвердила класс – 61-я гв. бригада вошла в проделанный пермяками прорыв, проделала быстрый марш на юг и соединилась с наступающими с востока частями 7-го мехкорпуса. Немецкие войска юго-западнее Оппельна попали в котел. В окружении оказались 18-я дивизия СС «Хорст Вессель», 20-я дивизия СС (эстонская), две армейских пехотных дивизии – 168-я и 344-я и длинный ряд отдельных полков, батальонов, боевых групп и более мелких частей.

В этом наступлении уральцы отработали просто блестяще, и молотовцы показали впечатляющее «сольное выступление». Еще три дня назад оппельнской группировке немцев, казалось бы, ничто не угрожало, теперь она находилась в котле. Выпрыгнувшая из-за спин пехоты танковая армия не оставила немцам в этом секторе ни единого шанса на успех. Однако теперь предстояло кончить дело уничтожением окруженных частей противника.

К 19 марта пермская бригада в тяжелом бою выбила немцев из Фридланда. Бои шли буквально за каждый дом, и хотя потери убитыми в бригаде были умеренными, многие оказались ранены. Немцы пытались использовать Фридланд как исходные позиции для прорыва на запад, но взятие городка молотовцами перечеркнуло эти планы, а 2-й танковый батальон уничтожил несколько колонн пытавшихся вырваться немецких частей. За день были взяты 317 пленных, захвачено до 30 орудий[14]. Попытка прорыва через Фридланд провалилась, и на этом участке окруженцы больше не пытались выйти из котла. Вечером того же дня остатки двух дивизий немцев сумели прорваться на другом участке, но значительные силы немцев еще оставались в окружении. В ближайшие дни пермская бригада занимала оборону восточнее Нейсе, в Проккендорфе, уничтожая и захватывая небольшие группы пытающихся выйти из окружения солдат противника. 22 марта весь корпус уже не вел активных боевых действий. Котел между Одером и Нейсе просуществовал всего несколько дней. Спастись сумели только те части, которые рванулись на прорыв сразу же – и далеко не в полном составе. Из числа эстонских подразделений СС, армейской пехотной дивизии, оставшейся внутри кольца, и мелких подразделений выбраться удалось очень мало кому.

Еще один значимый итог операции состоял в том, что для спасения частей, гибнущих под Оппельном, немцы перебросили войска, которыми собирались деблокировать Бреслау. В итоге окруженные по большей части так и не были спасены, а Бреслау, как известно, деблокирован не был уже никогда.

Молотовцам пришлось поучаствовать еще в одной частной операции. 23 марта пермская бригада была переброшена южнее, в район Ратибора, и вскоре возобновила наступление. Уральцы продолжили углубляться в позиции немцев. Правда, корпус продолжал нести тяжелые потери. Среди прочих во время марша был убит бывший командующий корпусом и нынешний заместитель комкора полковник Нил Данилович Чупров.

Городок Опперсдорф попал в руки русских благодаря отлично согласованному наступлению молотовцев и свердловчан: 62-я бригада наступала с северо-востока, 61-я с юго-востока. Танки тут же обогнали пехоту, и следующую цель – Хайдау – уральцы брали одними танками. Прием с двумя бригадами, атакующими с разных сторон, сработал и здесь. Однако наступление в буквальном смысле вязло в грязи. Отстала не только пехота, но и вся не самоходная артиллерия. Пермяки закрепились на занятой позиции и встали в оборону. 26 марта бригада попыталась наступать дальше, но понесла очень чувствительные потери. На сей раз уральцы позволили заманить себя в огневой мешок: пехота сопровождения отстала. До определенного момента наступление с открытыми флангами оправдывалось, но к этому моменту фронт уже слишком прочно стабилизировался, чтобы легко его взломать. Фланговым обстрелом немцы смогли нанести молотовцам тяжелый удар. Было потеряно 9 танков и убит 21 человек, еще 31 солдата сломило наступление на следующий день. Продвижения не было. 17 пленных и такой необычный трофей, как истребитель с летчиком (видимо, совершивший вынужденную посадку в расположении бригады), не слишком радовали на этом фоне. Немцы постоянно контратаковали. Мучительные и в целом неудачные бои конца марта стоили бригаде тяжелых потерь, на уровне прорыва обороны в начале наступления. Более того, немцам удалось отбить одну из взятых недавно деревенек. Среди погибших был опытный командир 3-го батальона капитан Елкин. Михаил Иванович Елкин воевал в Молотовской бригаде с июля 1943 года, прославился еще под Орлом и за несколько дней до своей гибели успел отличиться при форсировании Нейсе. Попытки возобновить наступление смазали впечатление от блестящей атаки на флангах оппельнской группировки немцев. На сей раз удалось добиться лишь местных успехов – при тяжелых жертвах.

Капитан Елкин лишь несколько часов не дожил до выхода из боя всей молотовской бригады. Вечером 30 марта пермяки сдали свердловчанам остатки бронетехники и передислоцировалась в тыл, готовиться к следующей операции. Успех между Одером и Нейсе и дальнейшие бои стоили Молотовской бригаде 154 жизней. Было потеряно с учетом ремонтировавшихся и вновь поступивших – 63 танка[15]. Уральский корпус в целом потерял за все время боев в Силезии 142 танка. Из этого числа фаустпатронами было подбито 29 машин, авиацией выведено из строя 8 танков, 4 – подорвались на минах, и 18 машин выбыло по техническим причинам, остальные же были уничтожены артиллерией и танками противника[16]. Как легко заметить, широко распространенный образ фольксштурмиста с фаустпатроном как главной грозы танков в 1945 году не вполне соответствует реальности. Фаустники выбили ощутимое количество бронетехники, но меньшую часть общих потерь – притом что танки действовали в самых благоприятных для применения панцерфаустов условиях: леса с удобными местами для засад и многочисленные города.

***

«С точки зрения теории успех оправдывает все: раз успех достигнут, значит, действия были правильными. Но для практики такая точка зрения неприемлема – практика обязана определить цену успеха и сказать, нельзя ли было той же ценой достигнуть большего» . Такими философскими рассуждениями открывается разбор оппельнской операции командованием 4-й – уже гвардейской – танковой армии. Успехи операции в южной Силезии штаб Д. Д. Лелюшенко оценивал сдержанно. В тактической зоне обороны немцев армия понесла ощутимые потери, тем более неприятные, что вскоре армии предстояло штурмовать Берлин. Многие уцелевшие танки выработали почти весь моторесурс. По итогам финальных боев под Ратибором аналитики 4-й гв. танковой армии сделали вывод, что армию использовали неоптимально: впереди просто отсутствовала значимая цель, против которой имело бы смысл массировать силы. Все это усугублялось глубокой грязью, сгонявшей танки к дорогам. В результате маневренным силам пришлось вести «позиционную танковую войну» с тяжелыми потерями.

Однако можно заметить, что, как это обычно бывало в конце войны, русские покупали дорогой ценой успех, Рейху же оставалась значительно более дорогая цена без успехов. В конечном итоге операции в Силезии, хотя и не в полной мере, привели к задуманному итогу: немецкие войска попали в ряд тактических котлов и потерпели общее поражение.

Пермские части, вместе со всем корпусом и 4-й танковой армией, сосредотачивались перед кульминационной точкой всей войны. Им предстояло наступление на Берлин.

Примечания:

↩1. Шпеер А. Третий рейх изнутри. Воспоминания рейхсминистра военной промышленности. 1930–1945. М.: Центрполиграф, 2005.

↩2. Лелюшенко Д. Д. Москва – Сталинград – Берлин – Прага. Записки командарма. М.: Наука, 1987.

↩3. ЦАМО. Ф. 3160. Оп. 1. Д. 3. Л. 100.

↩4. ЦАМО. Ф. 3160. Оп. 1. Д. 3. Л. 100.

↩5. ЦАМО. Ф. 3160. Оп. 1. Д. 3. Л. 107.

↩6. ЦАМО. Ф. 3411. Оп. 1. Д. 117. Л. 50.

↩7. 78-3 ЦАМО. Ф. 3160. Оп. 1. Д. 3. Л. 107.

↩8. ЦАМО. Ф. 3160. Оп. 1. Д. 15. Л. 5.

↩9. ЦАМО. Ф. 3160. Оп. 1. Д. 15. Л. 6-8.

↩10. Так в документе, вероятно, имеются в виду 120-мм минометы.

↩11. ЦАМО. Ф. 3160. Оп. 1. Д. 15. Л. 15.

↩12. ЦАМО. Ф. 323. Оп. 4756. Д. 185. Л. 71.

↩13. ЦАМО. Ф. 3411. Оп. 1. Д. 120. Л. 38-39.

↩14. ЦАМО. Ф. 3160. Оп. 1. Д. 15. Л. 24.

↩15. ЦАМО. Ф. 3160. Оп. 1. Д. 15. Л. 38.

↩16. ЦАМО, ЦАМО. Ф. 3411. Оп. 0000001. Д. 0108. Л. 52.