ГЛАВА 8

Блицкриг наоборот. Берлин

После короткого, но бурного «анабасиса» в Силезии уральцы вернулись к «Одерскому фронту» для участия в наступлении на немецкую столицу. Берлинская операция должна была превзойти по размаху и значению все баталии, известные до сих пор. Поле боя протянулось от берегов Балтики до Баутцена, и с советской стороны в этом финальном столкновении должны были участвовать более двух миллионов человек.

Хотя битва за Берлин ассоциируется в основном с городскими боями, судьба столицы Рейха решалась не на улицах. Непосредственно гарнизон города пал жертвой уже завершающего смертельного удара. Гораздо более трудной и важной задачей было отрезать Берлин от его потенциальных спасителей, уничтожить немецкие части прежде, чем они отойдут в город. В первую очередь речь шла о 9-й полевой армии под командованием генерала Теодора Бюссе, защищавшейся восточнее и южнее Берлина. Ее окружение в горящих лесах западнее Одера стало одним из крупнейших «котлов» войны – и звездным часом молотовских танкистов.

Перед финальным рывком в пермской танковой бригаде сменился командир. Полковник Денисов так и не восстановился после автомобильной аварии в Силезии. Теперь травмы только обострились, и комбриг уехал на лечение. Бригаду возглавил полковник Иван Прошин. Этот офицер из-под Владимира начал воевать еще в 1939 году в Финляндии, где получил «Золотую звезду» Героя Советского Союза, и с тех пор не вылезал из боев. Танковыми бригадами он командовал с 1942 года на самых разных участках фронта. Словом, во главе пермской бригады оказался далеко не случайный человек.

Молотовская 62-я танковая бригада расположилась в городке Эйхталь на западном берегу Одера. Для 62-й гвардейской апрель 1945-го начался с интенсивных тренировок. До общего наступления осталось совсем мало времени, и полковник Прошин требовал уложить в эти дни очень насыщенную программу обучения. Тактика, огонь с ходу, ночные атаки танков с пехотой на броне, форсирование рек на подручных средствах, борьба с фаустниками, взаимодействие пехоты с танками, штурмовые действия…[1] Отдельным пунктом значилось обучение мотострелков стрельбе из трофейных «панцерфаустов»: трофей использовали и по прямому назначению, и в качестве инженерного боеприпаса. Командиры прекрасно понимали, какого рода бои им предстоят, и старались приготовиться именно к условиям сражения южнее Берлина.

На Одер бригада прибыла изрядно потрепанной. На 4 апреля она располагала только 14 боеспособными «тридцатьчетверками» на 987 человек и по 0,3–0,4 боекомплекта к танкам и орудиям[2]. Насыщение техникой ожидалось буквально в последний момент. Впрочем, полностью по штату Уральский корпус так и не был укомплектован до самого начала наступления. Перед рывком к Берлину пермская танковая бригада располагала только 30 Т-34-85, еще 5 машин находились в ремонте[3]. Челябинцы и свердловчане находились в несколько лучшем положении, но тоже располагали не всей положенной техникой. На практике это значило, что нехватку техники можно будет компенсировать только совершенством тактики, никакой расточительности командование корпуса позволить себе не могло. Мотострелковая бригада была укомплектована неплохо, она насчитывала 2613 человек.

Как бы то ни было, 7 апреля корпуса 4-й гв. танковой армии начали выдвигаться на исходные позиции для наступления. Пока солдаты и офицеры готовились к боям, новый комбриг со штабом вели рекогносцировку на переднем крае. Последние и самые масштабные тренировки провели в ночь на 15 апреля. Во время генеральной репетиции будущей атаки отрабатывали ночное наступление с форсированием реки и удержанием переправы. Какие реки имеются в виду, было очевидно – Нейсе и Шпрее.

В планах наступления 4-й гв. танковой армии содержалась некоторая интрига. Первоначально ожидалось, что танкисты будут введены в чистый прорыв, которые проделает пехота. От стрелков ожидалось, что они форсируют не только Нейсе, но еще и Шпрее дальше в глубине. Однако Лелюшенко этот замысел не слишком обрадовал: стрелки не могли наступать так же быстро, как танковые части. Если бы танкисты слишком долго разглядывали затылки наступающей пехоты, немцы могли успеть возвести новые редуты на пути наступающих – танкистам пришлось бы просто пробивать новый фронт[4]. Лелюшенко предложил Коневу в первый же день ввести в дело танки сразу же после того, как пехота проломит рубеж по Нейсе и возведет хотя бы одну-две 60-тонных переправы. Конев согласился с этим соображением. Соответственно, корректировались задачи танковых корпусов. Конкретно Уральский корпус получил задачу выделить передовой отряд и идти в наступление через боевые порядки 95-й гв. стрелковой дивизии. Этим передовым отрядом стала Молотовская бригада.

Удар серпом

16 апреля в 06:15 рев артиллерии оповестил всех о начале наступления. Артподготовка велась сравнительно недолго – ее первый этап длился только 40 минут. Однако в наступлении использовалось колоссальное количество стволов артиллерии, поэтому на позиции 9-й полевой армии немцев обрушилась лавина огня.

Если специфической чертой наступления на 1-м Белорусском фронте стало использование в наступлении прожекторов, то 1-й Украинский отличился циклопическими дымовыми завесами. Перед фронтом наступления тянулась сплошная полоса дымов около 100 километров шириной. Плотность заграждения была такова, что местами танкистам приходилось идти в атаку в противогазах. Вдобавок во время артподготовки сразу во многих местах загорелись сосновые леса за Нейсе. Происходящее было трудно описать иначе как светопреставление. Под прикрытием огня и дымов в бой пошла пехота. Нейсе была форсирована быстро, и саперы тут же начали перекидывать понтонные мосты через реку.

Перед полуднем в этот кипящий котел въехала 62-я гв. танковая бригада, поддержанная мотострелками 29-й бригады и артиллерией. Две другие танковые бригады корпуса пока остались в резерве. В первые часы танкисты поддерживали огнем пехотинцев 27-го стрелкового корпуса. Продвижение в первый день было не слишком глубоким – всего около 10 км. Однако и потери бригады можно назвать умеренными: был подбит 1 танк и убито 5 человек. Танкисты выбили два орудия и записали на свой счет 5 пулеметных гнезд[5]. Однако главный успех дня состоял не в прямом уроне противнику: передовой отряд Уральского корпуса стал соломинкой, ломающей хребет верблюду. Оборона вермахта начала рассыпаться.

Свою роль в происходящем сыграла принципиальная ошибка немцев. Командование вермахта неверно оценило направление главного удара 1-го Украинского фронта. В результате основу обороны вермахта на главном направлении удара составили буквально две дивизии. Противником «Черных ножей» стали части 545-й народно-гренадерской дивизии, усиленные более мелкими подразделениями, запасными частями и городским ополчением. Не следует путать «фольксгренадер» с фольксштурмом, «гренадеры» считались более боеспособными, чем обычная пехота частями, хорошо насыщенными автоматическим и противотанковым оружием. Однако под ударом огромной массы советских войск даже сильное соединение, разумеется, довольно быстро подалось назад. Слабостью 545-й дивизии был крайний недостаток бронетехники. Мобильные отлично оснащенные резервы вермахта в это время тщетно ожидали страшного удара в Саксонии. Винить здесь немцам, конечно, было некого, кроме себя.

На следующий день бригада обогнала пехоту и пошла в прорыв со свердловчанами и челябинцами в качестве «пристяжных». Части вермахта отчаянно отбивались в лесном массиве, но оборона уже потеряла устойчивость. В танковые засады по дороге уральцы не пошли, узлы сопротивления немцев обходили. В этот день в журнале боевых действий бригады уже появляется запись об уничтожении автоколонны[6], то есть 62-я гв. бригада вышла на тылы противника. Захваченные опорные пункты тут же обустраивались для защиты от контратак. В ночь на 18 апреля бригада с батальоном мотострелков неожиданной атакой заняла поселок Заллесен, имея в виду тут же форсировать Шпрее. Местные части фольксштурма были рассеяны. Однако немцы все же не были мальчиками для битья. Мост был взорван, а Заллесен контратаковали пехота и танковая рота. Эта атака кончилась плохо для немцев, перед позициями бригады осталось 5 танков и БТР, но на отражение контратак уходило драгоценное время. К тому же эти самоубийственные для немцев контрудары все равно срезали с бригады по несколько человек и единиц техники. Однако контратака у Залессена оказалась не вестницей больших неприятностей, а последним всхлипом «одерского фронта». Силы немцев просто иссякли. На этот день челябинцы, не имевшие перед собой и такого противника, вырвались вперед. 20 апреля Молотовская бригада наступала, оставив за спиной Шпрее, не имея перед собой противника. К этому моменту на ходу оставался 21 танк. Учитывая, что перед этим уральцы взламывали позиционный фронт, долго готовившийся к обороне, такой результат смело можно назвать блестящим. В день, когда Гитлер в последний раз вяло принимал здравицы в свой адрес по случаю дня рождения, к его ставке через полыхающие леса неслись танковые бригады, которые не сдерживал никто. Малочисленные группы фольксштурмистов просто разбегались. Связист Тимофей Верещак кратко описал впечатления от этого марша: «Мы долго шли по лесам и болотам сквозь горящие торфяники и клубы дыма»[7]. За день 4-я гв. танковая армия прошла 45 километров – отличный темп. В документах штаба артиллерии корпуса события дня вообще описываются как «наступательный марш»[8]. Немцы пытались действовать на боевые порядки уральцев авиацией, но, судя по документам бригады, эти удары по прикрытым лесами колоннам имели строго нулевой эффект. Первые дни боев за Одером превосходно доказывают избитую истину: важнейший этап сражения – подготовка к нему. Фронт оказался прорван влет, с умеренными потерями.

Покорители столиц

21 и 22 апреля пермяки не имели боев. Бригаду оставили в резерве корпуса, хотя свердловчане и челябинцы на полном ходу врезались в подходящие из глубины резервы немцев и теперь вели с ними бои. А вот мотострелкам молотовского 3-го батальона на пару с минометным полком досталась честь освобождения Луккенвальде. Этот городок был интересен тем, что рядом с ним располагался лагерь пленных множества наций – кроме русских там сидели поляки, голландцы, бельгийцы, всего – более тысячи человек. Городок и лагерь были отбиты стремительной атакой «с колес», ночью, отрядом мотострелков на грузовиках. Условия в лагере красочно обрисовал Грант МакРей, канадский летчик, сидевший там:

«Луккенвальде смердел мочой и фекалиями. Мы были грязными, вши ползали везде. Но прилегающий лагерь русских заключенных был еще хуже. Мертвых русских хоронили каждый день, закидывая грязью, – нечто, чего я никогда не забуду»[9]. Теперь этому положили конец, узники получили свободу.

Маршал Конев предвкушал падение Берлина и требовал от армии Лелюшенко прорыва в столицу. 21 числа Лелюшенко поставил 10-му гв. танковому корпусу задачу войти в Берлин с юго-запада.

Немцы не могли остановить это наступление, но могли, по крайней мере, задержать его. В качестве сомнительного козыря противник бросил на стол дивизию «Фридрих Людвиг Ян». Это соединение в буквальном смысле воплощало оборот «одна винтовка на пятерых», имея в строю более 10 тысяч человек и менее 2 тысяч стволов оружия. Сдержать махину танковой армии такая огневая немощь, конечно, не могла. К тому же, дивизию формировали из юношей последнего призыва. Генерал Лелюшенко описывал впечатления от этого последнего резерва фюрера:

«Я подъехал в корпус для уточнения обстановки и оказания помощи молодому комкору полковнику В. И. Корецкому в быстрейшем продвижении вперед для окружения Берлина. К нам привели пленного полковника, он показал, что дивизия сформирована в первых числах апреля из юношей 15–16 лет. Я не выдержал и сказал ему: “Зачем же вы накануне неизбежной катастрофы гоните на убой ни в чем не повинных мальчишек-подростков?” Но что мог ответить он на это?»[10]

Убедившись, что ничего более существенного вермахт в бой не вводит, Белов снова бросил Молотовскую бригаду вперед. Вновь получив «желтую майку лидера», бригада начала с разгрома встреченного по дороге батальона фольксштурма в Штансдорфе. Важность момента трудно переоценить: за Штансдорфом проходит Тельтов-канал, а за ним уже идет городская черта Берлина.

Капитан Щербань во главе 2-го танкового батальона вышел к каналу Тельтов. Хотя потери противника превосходили собственные на порядок, канал немцы использовали как мощную преграду. Мосты были взорваны, за каналом располагались артиллерийские позиции. Саперы перекинули через канал штурмовой мостик для пехоты, но и этот мост был разрушен артиллерией. Саперов прикрывали танки, бившие с места с 300-метровой дистанции по огневым точкам. 24 числа потери резко возросли: за сутки в бригаде было убито 15 человек.

Андрей Ефимов, командир 29-й мотострелковой бригады, вспоминал:

«Северный берег канала нависает над водой чуть ли не сплошными железобетонными стенами заводов, дотами, врытыми в землю танками и самоходками, орудиями и минометами».

Немецкие силы в этом районе представляли обрывки разбитых частей и отдельные батальоны, включая выброшенных на передовую тыловиков. Однако их было довольно много, поэтому день 24 числа молотовцы посвятили борьбе с немецкими резервами. Только к ночи удалось построить через Тельтов мост для танков.

Однако потери у саперов, наводивших мост через Тельтов, были очень тяжелыми. Командир саперной роты, приданной пермской бригаде, Владимир Рябушко рассказывал:

«Ширина канала в этом месте была примерно 50–60 метров, берега ограждены вертикальной бетонной стеной до 10 метров высотой. Кирпичные стены заводов, расположенные на противоположном берегу канала, немцы превратили в могучие доты и оттуда вели шквальный перекрестный огонь из всех видов оружия. О форсировании канала в этом месте нечего было и думать! Обо всем этом я написал донесение и послал его гвардии полковнику Прошину. Вечером, когда главные силы корпуса подтянулись в Штансдорф, за мной приехал бронетранспортер, который и доставил меня в штаб к командиру корпуса гвардии генерал-лейтенанту Белову. Генерал указал на карте место западнее канала. Там тоже был обозначен мост, но железнодорожный. Он приказал мне лично обследовать этот район, затем доложить ему о результатах. Генерал также предупредил, что именно здесь завтра утром начнется форсирование канала.

Я взял с собой 3-й саперный взвод гвардии сержанта Трофимова и отправился в разведку. Наш берег в этом месте был лесистый, изрезанный глубокими оврагами. Противоположный берег – такой же, как в Штансдорфе, сильно укрепленный, на нем были опорные пункты, доты. Через канал пролегал взорванный железнодорожный мост. Его середина обрушилась в воду, но береговые концы моста еще держались на опорах. Между упавшими в воду концами фермы было метров 8 воды. Я оценил позицию так: в лесистых отрогах оврага очень удобно сосредоточить силы для штурма, а на обломках ферм можно сделать штурмовой мостик из легких дощатых лестниц-настилов. Место для форсирования и захвата плацдарма было выгодное, но труднодоступное из-за плотности огня с противоположного берега. Вернувшись в полночь в штаб, я доложил генералу о результатах разведки и получил от него приказ к утру быть готовым к штурму. Мы должны были приготовить все необходимое и по его сигналу выстроить штурмовую переправу для атаки мотострелками.

Я собрал командиров взводов: Долгих, гвардии старшего сержанта Тимошенко, гвардии сержанта Трофимова – и поставил перед ними задачу: к трем часам ночи взводам сделать по четыре лестницы настила из досок и потянуться к железнодорожному мосту. К утру все было готово. Сосчитав людей (а их в это утро было 72 человека), я передал им личный приказ командира корпуса и на месте определил пути продвижения взводов и сигнальный порядок возведения переправы. К утру в роту пришел начальник штаба батальона старший лейтенант Шварцман.

Главные силы корпуса за ночь сосредоточились в лесу в этом районе. А утром 24 апреля на вражеский берег обрушилась вся огневая мощь наших частей. Вели огонь пушки, танки, корпусная артиллерия, дивизион «катюш», минометная батарея – все, что могло стрелять! Под огневым прикрытием саперы 1-й роты по-пластунски, с лестницами на спинах двинулись к мосту. Впереди были гвардии старшины Тимошенко и Масюк, гвардии сержанты Трофимов, Иванов, Глуцков, рядовые гвардейцы-добровольцы Наседкин, Савицкий и другие. С близкого расстояния, от 60 до 200 метров, прямо через канал, в упор, по нашим саперам противник открыл перекрестный огонь из всех видов оружия. От разрыва вражеских снарядов, мин, пулеметных и автоматных очередей, разрывов фаустпатронов кипела земля и вода. Со свистом летели пули и осколки, грызя все живое, что попадалось на их пути. Смерть, ранения, увечья!.. Но передовые достигли берега и стали по воде подталкивать лестницу. Саперы по шею в холодной, ледяной воде, цепляясь за металлические конструкции, крепили деревянные мостики к фермам взорванного моста. Мы несли большие потери… Когда был ранен командир 1-го взвода лейтенант Долгих, командование взводом принял гвардии сержант Марчук, но тут же и он был тяжело ранен осколками мины в бедро. Однако Марчук остался в бою и, истекая кровью, продолжал командовать своим взводом. Минут 20 длилась эта адская работа. Когда последняя лестница перекрыла водное пространство, я дал условный сигнал – зеленую ракету. Гвардейцы мотострелковой бригады по мостикам, наведенным на переправе, устремились на вражеский берег и стали захватывать плацдарм. Только тогда я дал команду бойцам своей роты отходить с места в укрытие. В строю осталось 54 человека: 18 погибли или были ранены. За 8 минут…»[11]

Тому, кто мог бы приподняться над полем сражения и окинуть его взглядом, открылось бы следующее. 1-й Украинский фронт располагал двумя танковыми армиями. Их прорыв в глубину привел к тому, что многочисленная 9-я полевая армия, еще имевшая около 150 тысяч человек в строю, полностью окружена и вдобавок отрезана от Берлина войсками, наступающими строго с востока. Сами же танкисты, в том числе Уральский добровольческий корпус и его Молотовская бригада, теперь оказались перед Потсдамом и самим городом Берлином. Однако главный приз еще предстояло добыть. В течение всего сражения Конев яростно тасовал части, перебрасывая застрявшие корпуса и бригады на более перспективные направления. Молотовцы действовали довольно успешно с точки зрения урона, нанесенного противнику. Однако продвижение было небыстрым, так что пермяков сняли с позиций перед каналом и вместе с челябинцами и мотострелками двинули на Далем и лесной массив западнее. Переправившись через Тельтов, уральцы заняли Далем, зачистили лес на юго-запад от Шарлоттенбурга и оседлали трассу Берлин–Потсдам. Если говорить проще, Молотовская бригада действовала на окраине Берлина, оперируя вплотную к городу или даже в самой городской черте. В ходе этих маневров удалось выполнить особенно отрадную задачу – отбить лагерь пленных с 3500 советских солдат[12]. Вообще, в этот момент уральцы действовали несколько в стороне от основных сил танковой армии и стали одной из немногих частей 1-го Украинского фронта, вошедших в сам город Берлин. На время этих боев уральцам придали чрезвычайно ценное усиление: в подчинение корпуса Белова поступила 350-я стрелковая дивизия. Тезис о невозможности использовать танки в городе сильно преувеличен, но дополнительная пехота действительно крайне полезна, и решение подчинить уральцам стрелков стоит признать очень правильным и своевременным.

Во время этих боев наступающим удалось получить поддержку с самой неожиданной стороны. Офицер 62-й гв. танковой бригады Александр Шелемотов рассказывал:

«На улицах везде баррикады, за ними замаскированные зенитные орудия. В подвалах и дворах – фаустники. Самое интересное, что вести уличные бои нам очень помог один берлинский инженер русский по национальности. Он хорошо знал Берлин и грамотно рассказал нам о расположении улиц, об обстановке в городе. Это многим нашим ребятам жизни спасло».[13]

Танки штурмуют острова

В последующие дни бригады 10-го гв. корпуса вели бои на юго-западной и западной окраинах Берлина. Свердловчане уперлись в Потсдам, остальные бригады очищали восточный берег реки Хафель. Это сражение уже не было таким динамичным, как в первые дни битвы за Берлин, на сей раз приходилось вести методичную зачистку укрепленного города, обороняемого фанатичным противником. Быстрое падение Берлина в наше время приводит к некоторой недооценке возможностей его обороны. В реальности это крайне неудобный объект для штурма. Промзона и районы плотной капитальной застройки перемежаются обширными лесопарками, к тому же через город проходит множество рек и каналов – разумеется, с оборудованными каменными набережными, которые представляют собой своего рода крепостные стены при попытке переправы. Поэтому не стоит удивляться, что после стремительного прорыва через леса южнее Берлина в самом городе бригады Уральского корпуса несколько забуксовали. Пермские части – 62-я гв. танковая бригада вместе с мотострелками и минометчиками – медленно штурмовали крупный (4,5х2,2 км) остров Ваннзе на Хафеле, где оборонялся многочисленный немецкий отряд. В качестве усиления наступающим придали батальон плавающих автомашин, понтонный и два инженерных батальона. На острове удалось захватить плацдарм ночной атакой мотострелков с помощью автомобилей-амфибий. Отличился капитан Дозорцев, тот самый, что брал Луккенвальде. Две машины были подбиты в воде, но в конечном счете на остров удалось пробиться, приведя немецкие огневые точки к молчанию огнем танков и артиллерии с места. На острове молотовцы как нельзя кстати захватили склад с фаустпатронами: немцы контратаковали, в том числе танками, так что их пришлось останавливать огнем трофейных гранатометов.

Вечером 28 апреля саперы смогли навести мост, по которому на остров въехали пермские танкисты. В это время свердловчане и челябинцы занимались своеобразным делом: оберегали тылы корпуса от немцев, оставшихся позади. Специфика маневренного сражения – позади остаются даже крупные группировки противника. В конечном счете это значило, что 62-я гв. бригада и мотострелки должны были медленно очищать остров Ванзее своими небольшими силами.

Однако сила сопротивления немцев явно падала. 30 апреля мотострелкам сдалось сразу около тысячи человек – наглядное свидетельство надлома. Остров небыстро, но неуклонно переходил в руки красноармейцев. Смерть Гитлера поначалу не снизила накал боев. Однако их итог уже не вызывал сомнений. Немцы уже больше думали о спасении жизней, чем о сопротивлении. О том, как поменялся характер боев, говорит, например, такой факт: 1 мая минометный полк корпуса потерял одного человека убитым, зато взял 900 пленных[14]. Правда, перед этим немцы пытались вырваться через позиции минометчиков и штаба Молотовской бригады из окружения. Начштаба молотовцев подполковник Макшаков лишний раз подтвердил свою репутацию берсерка. Он был в очередной раз ранен, когда лично вел огонь по прорывающимся. В эту последнюю атаку отчаявшиеся остатки гарнизона Ванзее шли плотными толпами, многие – с холодным оружием в руках. Солдаты были ошарашены этой безумной атакой и даже не сразу начали стрелять. Однако когда огонь все же открыли, шансов у атакующих уже не оставалось: пулеметы и минометы выкашивали этих последних солдат Гитлера сотнями.

2 мая пермская танковая бригада прорвалась на соседний с Ванзее остров Пфлауэн-Инзель, где за день сдались в плен еще 1115 немецких солдат[15]. Безусловный успех: уральцы взяли больше пленных, чем их самих было в строю. Правда, сама бригада уже находилась в откровенно не лучшем состоянии. На ходу оставалось всего 13 танков. В этот день объявил о капитуляции весь гарнизон Берлина, поэтому крупных боев пермяки больше не вели. Тогда же по трагической случайности погиб механик одного из танков: мост через Тельтов обвалился, и парень утонул вместе с машиной.

Штурм островов и бои на западной окраине Берлина стали последними акциями уральцев в боях за Берлин. Закончив пленение остатков немецких войск в своей зоне ответственности, бригады выходили из боя и перемещались в недавно отбитый Штансдорф, а затем еще дальше, за Луккенвальде, к югу от Берлина. Уральцы получили пару дней на приведение себя в порядок. 10-й гв. танковый корпус провел, быть может, самую блестящую из своих операций. Но война еще продолжалась, и корпусу предстояло поучаствовать в ее финальной драме – взять Прагу.

Примечания:

↩1. ЦАМО. Ф. 3160. Оп. 1. Д. 2. Л. 194-195.

↩2. ЦАМО. Ф. 3160. Оп. 1. Д. 2. Л. 198-201.

↩3. ЦАМО. Ф. 323. Оп. 4756. Д. 189. Л. 32.

↩4. Подробнее: Лелюшенко Д. Д. Москва – Сталинград – Берлин – Прага. Записки командарма. М.: Наука, 1987.

↩5. ЦАМО. Ф. 3160. Оп. 1. Д. 2. Л. 210.

↩6. Трофеями бригады за сутки стали 35 автомашин и 15 повозок, уничтоженными числились 7 орудий, 8 минометов, 9 автомобилей и 30 повозок, также бригада взяла 39 пленных.

↩7. От солдата до генерала. Воспоминания о войне. Том 1. М.: издательство МАИ, 2003.

↩8. ЦАМО. Ф. 3411. Оп. 1. Д. 241. Л. 17.

↩9. http://careersdocbox.com/US_Military/78451976-The-memory-project-orld-war2-grant-mcrae-s-wwii-canadian-century-timeline-volume-1-building-a-learning-community-of-veterans-teachers-and-students.html

↩10. Лелюшенко Д. Д. Москва – Сталинград – Берлин – Прага. Записки командарма. М.: Наука, 1987.

↩11. https://iremember.ru/memoirs/saperi/ryabushko-vladimir-mikhaylovich/

↩12. ЦАМО. Ф. 323. Оп. 4756. Д. 189. Л. 36.

↩13. https://iremember.ru/memoirs/tankisti/shelemotov-aleksandr-sergeevich/

↩14. ЦАМО. Ф. 3411. Оп. 1. Д. 241. Л. 22.

↩15. ЦАМО. Ф. 3411. Оп. 1. Д. 241. Л. 22.