Судьбы китайских интернационалистов в Прикамье
(по материалам Лысьвы и Чусового)

Л. Бортник, начальник отдела
иформации и исполнения запросов
ГКУ «ПермГАНИ»

Как писал выдающийся украинский поэт Т.Г. Шевченко «У каждого своя доля и свой путь широкий…», но вот у китайских граждан, оказавшихся в России в начале XX века судьбы оказались весьма схожими. Мотивы, по которым многие из них покидали родину, были так же, практически одинаковыми. Так, Ли-Шу-Тин рассказывал о себе - «В Китае жил очень плохо, боялся умереть с голоду»¹. Большинство эмигрантов прибыло на крупные промышленные предприятия по вербовке накануне I мировой войны. Типичный пример – судьба Чжан-Юн-Сена. «В 1914 г. узнал в Китае, что в России нужны рабочие, я с целью найти работы приехал на Урал и устроился на работу в Алапаевском заводе на подсобных работах и работал до 1917 года.»². Бурно развивавшаяся экономика России требовала большого числа рабочих рук. Эмигранты из Китая в первую очередь попадали на горнорудные и металлургические предприятия, выполняли работу, не требующую квалификации. Некоторая часть приезжих, осмотревшись, начинала заниматься коммерческой деятельностью – открывали прачечные, швейные мастерские, налаживали выпуск бумажных игрушек.

С началом военных действий и мобилизациями, в том числе и с Уральских металлургических заводов, потребность в рабочей силе возрастала, число китайских наемных рабочих пропорционально увеличивалось.

Гражданская война резко изменила положение этой группы «гастарбайтеров» в Прикамье. Документы, хранящихся в Пермском государственном архиве новейшей истории, свидетельствуют, что в годы гражданской войны именно из этой части китайских граждан и формировались военные отряды. Знакомство с документами фонда граждан репрессированных по политическим мотивам и реабилитированных, раскрывает интересное обстоятельство – китайских рабочих не брали в Красную армию в момент массовой мобилизации российских рабочих на местах. Интернациональные отряды формировались в центральных городах на особых условиях. Главным в этом деле было наличие сильной национальной пробольшевистской партии в Советской России. Только в этом случае борющиеся за сохранение своей власти большевики могли рассчитывать на реальную поддержку интернациональных военных отрядов.

Тот же Чжан-Юн-Сен рассказывал о себе: - «Зимой 1917 г. Алапаевский завод был приостановлен т.к. все рабочие ушли на фронт, тогда и я добровольно ушел в китайский революционный полк, которым и командовал Ли-Пу-Сен. В китайском полку я был до 1919 г. В 1919 г. я заболел ревматизмом и был помещен в вятскую военную больницу, где пробыл два года. По выздоровлении я приехал в Кизеловский район и работал один год поденно на Половинке. В 1922 г. из Половинки я приехал в Лысьву и устроился в эмаль цех Лысьвенского завода и работал в этом цехе до 1934 г. В 1934 г. пошел на пенсию и перешел на разные более легкие работы».

Активное участие в формировании китайского интернационального отряда в Перми в первой половине 1918 г. принял Му Хин Сан, уроженец китайской провинции Санду³. О себе он вспоминал: «Будучи на родине в деревне Му Хин Сан, я до 14 лет учился в школе, после чего поступил в сапожную мастерскую и учился сапожному делу, затем работал, всего около 3-х лет. После сапожной мастерской поступил на кондитерскую фабрику, на которой проработал около полутора лет, сначала учеником, а потом помощником мастера, откуда переехал в город Харбин, где работал мастером по кулинарно-кондитерской части.

В 1916 г. завербовался на работу в Россию, по приезде в Россию работал на угольных копях «Губаха» рабочим, где проработал всего около года, после чего жил немного в городах Пермь и Москва.

Когда свершилась революция в 1917 г. мне поручили организовать отряд Красной Гвардии из китайцев, проживающих в городе Перми. После организации отряда я сначала месяца три был командиром роты, а когда под г. Осой убили командира отряда, я был назначен командиром этого Китайского отряда (800 чел.) [в то время воевавшего в составе 3 Армии] и прослужил в этом отряде до мая 1922 г.»⁴. Вероятно, это 225-й китайский стрелковый полк. Китайские интернационалисты, входившие в 225-й китайский стрелковый полк 29 стрелковой дивизии, чаще всего использовались как заградительный отряд, в задачу которого входило не допустить отступления подразделений Красной Армии с линии фронта. Благодаря особой жёсткости они идеально справлялись с поставленными задачами, не хуже красных латышских стрелков.

Как и полагалось по специальному постановлению В.И. Ленина, Му Хин Сан - представитель командного состава интернационального отряда вступил в РСДРП(б) и принял гражданство России. Вместе с полком он дошел до Читы, где демобилизовался по болезни. Хотя это же постановление гарантировало возвращение на родину, красный китайский командир, ставший к тому времени уже Лузиным Николаем Ивановичем, как и многие его земляки, домой не спешил. После демобилизации (1922 г.) он отправился в Частинский район Уральской области и занялся сапожным ремеслом как кустарь-одиночка.

Закончилась Гражданская война. Китайские граждане, оказавшиеся на Урале, в частности в Перми, к концу 20-х гг. составляли достаточно крупную, как тогда говорили, колонию. Они оценили экономическую ситуацию весьма своеобразно. Учтя масштабы развернувшихся всенародных строек в Перми, Березниках, Краснокамске, с одной стороны, и отсутствие обеспечения предметами легкой промышленности, с другой, создали, своеобразный сетевой маркетинг. Как свидетельствуют архивные документы, главным занятием китайских граждан на территории нашего края в конце 20-х, начале 30-х гг. была все-таки торговля. Даже если официально они числились кочегарами, сторожами, ассенизаторами, заведующими складов, дворниками, то в какой-то мере успевали заниматься и торговлей.

Торговой деятельностью в это время занялся и бывший красный командир Н.И. Лузин (Му Хин Сан), в 1930 г. переехавший в Пермь. Официально он числился рабочим чулочной мастерской, реально же вместо него работала его вторая жена Люба Ф.

Необходимо вспомнить, что постановлением ЦИК и СНК от 13 января 1930 г. были введены удостоверения красногвардейцев (красных партизан, или семей погибших красногвардейцев или партизан) - своеобразные книжки ветеранов, дававшие права на получение льгот.

Н.И. Лузин (Му Хин Сан) получил такую книжку в Пермском бюро партизан за № 273⁵. Льготы, полагавшиеся ветеранам красногвардейцам были весьма значительными: колхозы, образованные ими имели преимущественное право получить земли из состава государственного запаса в трудовое пользование; эти колхозы снабжались в первую очередь сельскохозяйственными машинами, тракторами, минеральными удобрениями; а также, освобождались от единого с/х налога на два года, со времени их организации; первыми получали целевые ссуды.

Бывшие красногвардейцы, зарегистрированные на бирже труда, посылались на работу, а также на курсы для производственно-технической подготовки и повышения квалификации, наравне с членами профсоюза в первую очередь. Постоянно проживавшие в городах, и нуждающиеся в жилой площади, получали ее из жилищного фонда местных советов первыми.

Бывшие красноармейцы и их дети принимались во все учебные заведения наравне с рабочими, освобождались от платы за образование и пользовались преимущественным правом на государственную стипендию. Кроме того, они имели определенные льготы при лечении, а также получали продовольственные карточки, которые отоваривались в специализированных «партизанских» магазинах.

Все эти блага привлекали многочисленных земляков Му Хин Сана, которые приезжали к нему с целью оформления документов для красногвардейского удостоверения. К 1933 г. таких удостоверений Му Хин Сан выхлопотал более 20. Вот некоторые из получивших:

• К. и Х., проживающие в Москве. (Му Хин Сан вспоминал о встрече с ними: «Оба они приезжали ко мне в Пермь в конце ноября 1932 г. и привозили для продажи опиум, который купил у них китаец В.».
• В., проживает в Перми и скупает опиум у К. и Х.,
• Х. С., проживает в Перми, работает в прачечной.
• Л., проживает в Перми, работает в китайской артели.
• Л. Ц., проживает в Ленинграде, работает в столовой кладовщиком.
• Б., проживает в Челябинске, работает в китайской прачечной артели.

Очень скоро красный командир стал оформлять документы не бескорыстно, и даже назначил твердую таксу – 200 рублей.

Сейчас практически не возможно установить, кто из обратившиеся реально служили в китайском полку, но нельзя не согласиться с тем, что практическая деятельность по оформлению документов позволяла бывшему командиру поддерживать отношения со многими соплеменниками, не вызывая подозрения окружающих.

Судьбы лысьвенских китайцев, о которых мы узнаем из рассказа Ли-Ве-Чжоу сложились примерно так же: Ми-Де-Вен, работает сапожником в артели обуви в гор. Лысьва, Ван-Хай-Шан в данное время без определенного места работы - спекулянт, проживает в г. Лысьва, Ден-Жан-Зуй – чернорабочий Молфермы Лысьвенского завода. Однако, не обходится в жизни без исключений – тот же Ли-Ве-Чжоу говорит, о том, что Цхай Владимир Давыдович стал художником и выехал на постоянное жительство в Осу, работает там преподавателем в педучилище, Ким-Дон-Сек стал – студентом Мединститута⁶.

Вторая половина 30-х, вошедшая в историю как «годы террора» не обошла стороной и прикамских китайцев. Они, бежавшие в Россию от нищеты, бесконечных крестьянских восстаний и гражданских войн, оказались в тот период в ситуации, возможно еще худшей, чем на родине. В 1937-38 гг. было достаточно иметь национальность «китаец», чтобы получить немалый срок или даже высшую меру наказания. Обвинение было традиционным – шпионаж в пользу японской разведки. Сухая статистика говорит о том, что к началу 40-го года в Советской России китайцев практически не осталось: на границе был установлен реальный контроль, а ранее получившие гражданство, или вид на жительство - арестованы. Одни из них - как шпионы и диверсанты, работавшие в пользу японской разведки, а другие – как злостные спекулянты еще во времена борьбы с НЭПом.

А ведь к этому времени очень многие, среди рабочих, практически все – обзавелись семьями, у них оставались российские жены, дети, которые переживали трагедию потери отца, мужа. Безусловно, российские жены китайских эмигрантов воспитали своих детей в российской ментальности, если даже после ареста мужа, в минуту отчаяния, как, к примеру, у Федосьи Павловны Братчиковой (жена Ли-Шу-Тина) с обиды сорвалось: - «Моего мужа арестовали и не выпустят, но все равно китайцы пойдут и советскую власть разобьют»⁷.

Сейчас, приходящие в наш архив потомки тех китайских граждан, принявших советское гражданство в 30-е гг., репрессированных по политическим мотивам и реабилитированным, считают себя россиянами, фамилию пишут слитно, а современных китайских мигрантов называют – «не наши». Однако шепотом спрашивают: - «Скажите, а в Пекине у нас родственники есть?».

__________________________
¹ Ф.641/1. Оп.1. Д.1036. Л.30.
² Ф.641/1. Оп.1. Д.1206. Л.18. 
³ ПермГАНИ. Ф.641/2. Оп.1. Д.30304. Л.
⁴ Там же, Л.10.
⁵ ПермГАНИ. Ф.641/1. Оп.1. Д.8864. Л.83.
⁶ Ф.643/2. Оп.1. Д.31052. Л.7.
⁷ Ф.641/1. Оп.1. Д.1036. Л.30об.